Эта чертовщина — любовь
Только двое на сцене — ОН и ОНА. Великий писатель и пересмешник Джон Бернард Шоу и великая актриса Патрик Кемпбел — Юлия Борисова и Василий Лановой. Ей, казалось бы, легче: актриса играет актрису со всеми причудами, непредсказуемостью и капризами, свойственными красивой, умной, талантливой женщине, привыкшей к поклонению и подчинению себе окружающих. А каково ему, переигравшему за десятилетия стольких «положительных социальных героев»?
Но рядом с ними, между ними, в них самих на сцене присутствует незримо еще один самый главный персонаж спектакля — ЛЮБОВЬ. Это она — сладостная, коварная, неумолимая — то бросает их в объятия друг друга, то разводит на долгие годы по разные берега океана, ссорит, кажется, на веки и примиряет на всю оставшуюся жизнь. Горькая и радостная, жестокая и нежная любовь.
Господи, как давно это было. 1963 год. МХАТ — тогда один, единственный. Ангелина Степанова и Анатолий Кторов играют «Милого лжеца» Джерома Килти. Публика сходит с ума от восторга, а высокое начальство смотрит подозрительно: история любви актрисы и писателя, хоть он и сам Дж. Б. Шоу, как-то мелкотравчата для советского театра. А на периферии в некоторых городах, где особенно рьяно партийное руководство, пьесу вовсе запрещают. Но она вопреки всем препонам совершает свое торжествующее шествие по городам и весям, даря актерам радость соприкосновения с прекрасной драматургией, а зрителям — встречу с яркими, интереснейшими героями.
А как хороши были Любовь Орлова и Ростислав Плятт в этой пьесе на сцене Театра имени Моссовета! Но по прошествии пары сезонов «Милого лжеца» театры забыли на долгие, долгие годы.
И вот он воскрешен Театром имени Евг. Вахтангова в постановке Адольфа Шапиро, в сценографии Татьяны Сельвинской. Как и «Без вины виноватые», спектакль играется в зале зрительского буфета на третьем этаже. Как и в «Без вины виноватых», Т. Сельвинская живописно задрапировала стены зала, закрыв их подобием гобеленов. Цвета — сине-голубой, переходящий в охристо-коричневый и темно-серый. По одну сторону буфетной стойки художник создала кокетливый уголок будуара актрисы, по другую — несколько деталей кабинета писателя. Две дорожки — синяя от будуара, коричневая — от кабинета — перекрещиваются посередине игровой площадки. На этот перекресток Шоу поставит знаменитую шляпную коробку Кемпбел и достанет из нее пачки писем. Буфетная стойка стала сценой, на которой репетирует свою Элизу Дулиттл госпожа Кемпбел и на которую стремительно, птицей взлетает по крутым ступеням в самом начале спектакля. Две пересекающиеся дорожки, две пересекающиеся судьбы. Здесь, на этом перекрестке, они и будут сходиться на пике своих счастливо-горьких встреч. Патрик Кемпбел Ю. Борисовой ровно столько, сколько ей и было в момент знакомства с Б. Шоу, — 34 года.
Тонкая, стройная, изящная, легкая, с безукоризненно прямой спиной и гордо вскинутой головой, она ослепительно хороша в своем белом гипюровом платье с треном и шляпе с трепещущими страусовыми перьями. О, как тонко, шутя и играя, парирует она саркастические уколы своего насмешливого собеседника и каким счастьем сияют при этом ее глаза, обращенные в его сторону. А он — высокий, худой, сухопарый, прямой, как его суковатая палка, с которой он не расстается, то и дело посылает в ее адрес разящие стрелы своего остроумия, словно перед ним не любимая женщина, а оппонент, которого надо во что бы то ни стало уничтожить. Крепко сжаты тонкие губы, в пространство устремлен холодный взгляд колючих глаз, но все равно откуда-то из глубины его замкнутой души вырываются такие теплые и нежные волны любви к ней, неповторимой и единственной, что сами слова уже не имеют никакого значения. Важно лишь то, что стоит за этими словами.
Их непреодолимая тяга друг к другу то и дело оборачивается непримиримыми конфликтами: условия жизни актрисы подчиняют себе в Патрик женщину, писательское самолюбие Шоу на время заглушает голос чувства мужчины. Услышав в отношении себя слово «ветеран», Кемпбел от возмущения, в доказательство своей молодости делает кульбит прямо в роскошном своем платье, а он, чтобы не заподозрили его в сентиментальности, обзывает любовь чертовщиной. И, кажется, он прав. Что-то поистине колдовское обрекло этих двоих на счастье и муки длиною в сорок долгих лет, за которые только один-единственный раз позволяет себе Шоу Ланового забыть на время о своем достоинстве бога-олимпийца.
В рыжем клоунском парике, словно мальчишка, сбежавший с уроков, с радостным криком врывается он к Патрик, набирающейся сил перед премьерой «Пигмалиона». И получает жестокий отпор. А по окончании триумфальной премьеры, придя к ней за кулисы с букетом и, как всегда, съехидничав что-то про ее поклонника Джорджа Уэста, получает как пощечину: «В среду я вышла за него замуж». Ничто не дрогнуло на непроницаемом лице. Только шевельнулся безымянный палец правой руки, тот, на котором носят обручальное кольцо. И как на чужую он посмотрел на свою правую руку…
Кому из актеров отдать первенство в этом спектакле? Не хочу, не берусь. Они равны — две блистательные работы. Такой Ю. Борисовой я еще не знала. Такого В. Ланового я еще не видела. Воистину безграничен талант и вечна актерская молодость.