Наша страна по-прежнему самая читающая. Вот только — что читающая. Женщины, как правило, читают маленькие книжечки на обложках которых глянцево — ненатурально красивые, стопроцентные мужчина и женщина. Романы про любовь, схема которых укладывается в пару фраз. Он — воплощение мужественности, она — воплощение женственности. Их тянет друг к другу. Но она сомневается в его искренности, ибо хочет не секса (подробные описания), а настоящих чувств. Наконец все преграды сметены (то, что мужчина помогал героине в самые сложные моменты, — для нее еще не повод поверить в искренность его чувств), и предложение руки и сердца или свадьба венчают роман.

Почему я пересказываю схему этих книжек из серии «Любовный роман»? Конечно же, проще отмахнуться от них или просто разорвать (!) перед телеэкраном книгу, неугодную тебе, как это сделал ведущий передачи «Графоман». Сложнее понять массовое поглупение наших не самых необразованных женщин. Ведь хочется про любовь. Хочется верить, что где-то ходит он — не закомплексованный, не ноющий, настоящий мужчина, готовый помочь, подставить плечо, просто умеющий любить и хранить верность. И чтоб без мата, хамства, грязи.

В человеке неистребима тяга к высоким чувствам и вера в то, что они все-таки есть. Эту потребность постепенно начинают осознавать и театры, и наиболее чуткие из них выпускают спектакли, которые удивительно созвучны времени, подспудным настроениям зрителей. Открытия совершаются часто случайно. Исходная задача была предельно проста.

Найти пьесу для Василия Ланового, который готовился отметить свое шестидесятилетие. (Захаров, Табаков, Шалевич, Лановой, Волчек… Поколение. ..) Не знаю, кто вспомнил про пьесу Д. Килти «Милый лжец». Но вот состоялась премьера, и театральная легенда, освященная именами Кторова и Степановой, Орловой и Плятта, пополнилась еще одной строкой — Юлия Борисова и Василий Лановой.

Адольф Шапиро поставил изящный, озорной и стильный спектакль, где юмор автора сочетается с мастерством прекрасных артистов (будь мы японцами, пришлось бы нам сказать: актер-национальное достояние), с отточенной формой учеников вахтанговской школы и проникновенностью, которая отличает русский психологический театр.

А Татьяна Сельвинская все в том же буфете Вахтанговского театра, где с блеском играется спектакль «Без вины виноватые», снова создала изысканный интерьер, где театральность тщательно отобранных предметов возрождает дух театра, которому ревностно служат актеры и создатели спектакля. Художница несколькими штрихами передала и ощущение Англии — театральное ощущение, ибо гипсовый лев, ярко раскрашенный барабан, небольшая полуколонна сколь условны, столь и конкретны. Роскошные туалеты актеров подчеркивают хрупкость и пикантность Борисовой и сдержанное благородство облика Ланового, что так замечательно помогает воссоздать образ великого остроумца, язвительного ирландца Шоу.

Спектакль заряжает и заражает особой энергией, ибо существует в силовом поле, возникающем между двух полюсов — элегантной сдержанностью писателя, его британской невозмутимостью, которая редко сменяется порывами-прорывами страсти, и безудержной экстравагантностью, темпераментом блистательной Патрик Кэмпбелл — актрисы, женщины, кипящей как лава.

Спасибо театру, что подарил актерам этот спектакль, дал возможность и нам, зрителям, насладиться в полной мере искусством театра, нюансами игры, неувядаемой молодостью исполнителей, ибо, когда Юлия Борисова играет сцены из «Пигмалиона» и, подоткнув юбки и натянув полосатые чулки и грубые башмаки, шапку с двумя болтающимися косами, произносит текст семнадцатилетней девчонки, она… ею становится. И происходит обыкновенное театральное чудо, когда исчезают возраст и реальные приметы времени, а актерская правда искусства вступает в свои права.

Юлия Борисова доказывает неоспоримую истину, что талант — это магия, волшебное стеклышко, которое позволяет увидеть главное — истину страстей, правдопдобие чувствований! А элегантная сдержанность Шоу — Ланового, его некоторая «замороженность» вдруг оборачиваются подлинной страстью и болью и состраданием, особенно в финале, когда в письмах Шоу звучит боль за любимую женщину и желание помочь, уберечь, плохо скрываемое привычной иронией. Эта работа еще неоднократно будет тщательно театроведчески разобрана и описана, но состоялось главное — праздник театра и торжество больших и красивых чувств, которые неподвластны мелочным обидам и корыстным соображениям, аплодисменты, и восторги зрителей — это благодарность за мастерство и за ту веру в истинность тех ценностей, забыв которые, человек не может жить, не перестав ощущать себя человеком.