На малой сцене Театра имени Вахтангова премьера спектакля «Медея», в заглавной роли которого сыграет Юлия Рутберг.

Это уже четвертая «Медея» на московской сцене за последние два года. Сначала ее (по разным литературным текстам) поставил в ТЮЗе Кама Гинкас, с  Екатериной Карпушиной в главной роли. Затем – вне стен репертуарного театра – «Медею» Хайнера Мюллера со Степанидой Борисовой выпустил Шамиль Дыйканбаев. Месяц назад в «Школе драматического искусства» Владимир Берзин представил премьеру спектакля «Театр Медеи» по пьесе Клима (Владимира Клименко), главную роль в котором сыграла Оксана Мысина.

И вот на малой сцене театра Вахтангова появилась «Медея» в постановке Михаила Цитриняка по пьесе Жана Ануя. На вопрос, знает ли он, сколько «Медей» развелось за последнее время в Москве, режиссер отвечает:– Я в этом не виноват. Каждый режиссер ставит о своем. Здесь есть удобная для постановщика классическая схема: единство места, времени и действия. Здесь есть героиня. Больше ничего общего.

Декорация Марии Рыбасовой простая, но выразительная: сначала это разостланный на сцене кавказский ковер, потом – он же, свернутый в огромный тюк. В символическом значении – тяжелая ноша любви и мести, которую пестует в себе героиня. Юлия Рутберг одета в черный (не то военный, не то походный) костюм, и в нем напоминает ту Медею, о которой  Ясон говорит, как о единственном солдате его армии. Медея Юлии Рутберг – не царица, не волшебница, это очень сильная женщина, которая действительно утомила Ясона властной любовью и жаждой абсолютной, ни с чем не считающейся, свободы.

На вопрос, как может актриса внутренне оправдать героиню-детоубийцу, Юлия Рутберг отвечает:

– Для нее существует любовь, а человек без любви – засохшее растение. Если он не знает любви, не испытал этого чувства, не боролся за него (потому что любовь это такое чувство, которое дарится, а потом ты за него борешься), тогда ему не понять Медею. Наверное, мы не можем ее любить, но ее есть за что уважать. В этой пьесе действует выдающийся мужчина и выдающаяся женщина, и это история борьбы титанов. В обоих – высокая концентрация человеческих качеств. Беда сегодняшнего времени в том, что женщины хотят быть самодостаточными. Теперь я знаю, что всем медеям (и в мифе, и у Еврипида, и у Ануя) хочется быть слабыми, нежными, и чтобы рядом с ними были  сильные мужчины.

Обычно ближе к финалу,  чтобы  объяснить дикое преступление Медеи, приходится изображать клиническую картину безумия. Но в этом спектакле, кажется, придумано нечто новое. Медея загнана в ловушку: Креонт гонит ее вон, Ясон от нее отрекается. Если она ослушается приказа, ее казнят. Вернуться в Колхиду она (убийца собственного брата и изменница) не может. Там ее тоже ждет страшная кара (текст Ануя допускает такую версию). Вероятно, что гнев правителей падет и на головы ее малолетних детей. Тогда лучше убить их самой, чем отдать на растерзание толпе.

Что ж, это психологически убедительная интерпретация классического сюжета.