Уже вышло немало постановок чеховских пьес, приуроченных к юбилею писателя. Но самой интересной из них по-прежнему остается «Дядя Ваня», в поставленный Римасом Туминасом в Театре имени Вахтангова. Ольга Романцова побеседовала с актером Владимиром Вдовиченковым, сыгравшим в «Дядя Ване» роль Астрова об особенностях работы над спектаклем и специфике режиссуры Туминаса.

— Владимир, вы не удивились, когда вас назначили на роль Астрова?

Нет, не удивился. До того момента, пока меня не назначили на роль Астрова, я, признаться, пьесу «Дядя Ваня» не читал. Поэтому, подумал: «Ну, Астров и Астров». Потом, когда я начал репетировать, я понял, почему Римас назначил меня на эту роль, но это меня тоже не удивило.

— Читая сценарий, опытные актеры обычно представляют себе, как будет выглядеть в фильме та или иная сцена. А что происходит, когда в
первый раз читаешь пьесу?

— Честно говоря, «Дядя Ваня» произвел на меня несколько гнетущее впечатление. Мне показалось, что это очень скучная пьеса. Но у меня уже был опыт работы с Римасом Туминасом над спектаклем «Троил и Крессида». К сожалению, я не смог в нем играть, потому что продлился мой контракт, связанный со съемками фильма «Тарас Бульба». Но я уже знал, что Туминас видит в любом драматическом тексте то, что не видят другие. Поэтому мне было интересно: как Римас эту пьесу с нашей помощью преобразит. Мы занимались этим до самой премьеры. Даже играя в премьерном спектакле, я до конца не представлял, каким станет наш «Дядя Ваня».

— Интересно, какие задачи ставил перед вами Туминас во время репетиций?

— Римас не ставит перед актером какой-то конкретной задачи, как делают режиссеры, работающие по системе Станиславского. Например, на репетиции последней сцены Елены Андреевны, я спросил его: «А что я здесь делаю?» И он ответил: «По-моему, в тексте все написано. Возьми ее и все. Главное, придумать, как это сделать». Он придумывает особое решение для каждой сцены. Потом они хитроумно сплетаются в сложный рисунок спектакля. Римаса не интересует плавный переход от одного эпизода к другому. Поэтому наш «Дядя Ваня» — это «сцены из деревенской жизни».

— Как вам работалось с Туминасом?

— Мне было непросто. Артисты любят, когда режиссер во время репетиций сразу отмечает фарватер, по которому им нужно пройти. А Римасу этот фарватер не интересен. Он как будто предлагает артисту пройти по полю к дереву, которое растет у него на краю. И каждый должен выбрать сам, как ему идти. На вопрос актера, как мне произнести эту фразу, Римас никогда не скажет: «Говори громче, или говори тише». Он скорее скажет: «Через нежелание отвечать». Он все время находит к тексту непривычные ключи, которые помогают актерам по-новому его воспринимать. Примерно так же работал с актерами Деклан Донеллан, когда репетировал «Двенадцатую ночь» (я играл в ней герцога Орсино). Он мог поставить такую задачу, которая меня как артиста, ставила в неловкое положение. И эта неловкость передавалась от меня к моему персонажу, и ее чувствовали зрители. Поэтому с Римасом удивительно интересно работать. Никогда не знаешь, что в результате получится.

— По-моему, когда актер снимается в кино, он тоже не может догадаться о том, что получится в итоге.

— Чаще всего может. Я же вижу, как режиссер снимает ту или иную сцену и примерно понимаю, как она будет выглядеть на экране. Кроме того, я могу себе позволить попросить режиссера посмотреть отснятый дубль и сыграть его еще раз, и что-то подправить, если он мне не понравился.  Кстати, в том, как работает Римас, есть что-то от кино. На репетициях он говорил нам: «Не забывайте о том, что на сцене как будто все время идет смена слайдов. Я должен их видеть. Такое впечатление, что он не ставил «Дядю Ваню». А снимал кино.  Он заставлял нас ходить в музеи и смотреть
картины. И учил, играя на сцене не отдавать все зрителю.

— Что он имел в виду?

— Российскому актеру свойственно выложиться до конца, рассказать зрителям всю подноготную своего героя. А Римас советовал играть иначе. Например, говорил: «Все, что происходит на сцене — это магия. Дайте зрителю чуть-чуть, пусть остальное он додумывает сам. Так ему будет гораздо интереснее». Раньше я думал, что задача артиста —  показать на сцене всю свою многогранность. А Туминас считает, что он должен оставаться личностью, человеком.

— Некоторые критики считают, что актеры в его спектаклях – только винтики сложного механизма.

— Это не так. Римас учит актера быть не послушным винтиком механизма, а самому творить театр. Оставаться на сцене личностью, свободным человеком, художником. Хотя при этом в его спектаклях существует четко выстроенный рисунок. Все движения, вплоть до поворота головы, точно выверены. И актер должен повторять его из спектакля в спектакль.

— Бывает, что Туминас ругает актеров?

— Он никогда не скажет, что ты сыграл плохо, скорее скажет: «Ты идешь не в ту сторону». Поэтому все время боишься ошибиться, и идешь как по минному полю. Я привык, что актер – это материал из которого режиссер что-то лепит. А Римас как будто говорит: «Ты сам  и материал и скульптор.  Давай, лепи». Я вспоминаю, как Михаил Чехов писал, что актер на сцене должен быть как бы рядом со своим персонажем. Видел его и показывал, что он делает. Русские актеры не умеют так играть. Даже в театральных институтах больше говорят о даре или наитии. Но, предположим, я прихожу, на спектакль, и наития у меня нет. А в зале сидит полторы тысячи человек, заплативших за билет не самые маленькие деньги. Значит, надо забыть о своем плохом настроении, выходить на сцену и играть. Ведь зрители, которые пришли сегодня в театр, должны увидеть спектакль.

— Ваш Астров показался мне похожим на героя Кристофера Уилкена из фильма «Охотник на оленей», который играет в русскую рулетку. Ваш
герой все время бросает вызов судьбе и высшим силам.

— Астров для меня скорее ледокол, которому все время приходится колоть воду. И он понимает это: его время прошло, айсберги растаяли, «Титаники» утонули. Он хотел спасти леса – не выходит. Полюбил Елену Андреевну, но у них тоже ничего не получается. Кому из окружающих его
людей нужны леса? А ему нужны. Но даже разговор о деле всей его жизни вызывает смех у окружающих. Но ведь Астров — честолюбивый человек, даже тщеславный, а всем на него наплевать.

— Почему ваш Астров так неласков с Соней?

— По-моему, он ее очень любит. Подумайте, насколько нужно любить девушку и хорошо к ней относиться, чтобы все время делать ей больно. Для того, чтобы у нее даже мысли не возникло о том, что он когда-нибудь сможет ответить на ее чувство. Помните фильм Ларса фон Триера «Рассекая волны»? Там муж став инвалидом, заставляет жену заниматься сексом, с кем попало, чтобы у нее это вызвало брезгливость, и чтобы она его бросила. Мне кажется, что Астров все время пытается  уколоть Соню и сделать ей больно.

— Что для вас самое сложное в спектакле «Дядя Ваня»?

— Контролировать себя и играть точно. Если спектакль не сыгран точно, сразу же все рушится, и зрители перестают нам доверять. Римас всегда говорит: «Не забывайте, что вы играете в театре».