«…Актер может играть все — от клопа до лунохода, от раковины до розетки. Он может сыграть даже обои», — считает Владимир Симонов. И не только считает ­ делает: потрясающее искусство преображения­перевоплощения ­ одна из главных составляющих таланта этого глубокого и разнопланового актера. При этом в самых хрестоматийных ролях классического репертуара Симонов умудряется отойти от клише, огорошить зрителя неожиданной интерпретацией заигранного образа.

Этой осенью c 5 по 10 ноября на сцене театра Noel Coward во время гастролей Театра имени Вахтангова лондонские зрители смогут убедиться в этом сами: такого профессора Серебрякова в чеховском «Дяде Ване» они еще не видели…

Досье:

Владимир Симонов – российский актер театра и кино. Родился 7 июня 1957 года в городе Октябрьске Куйбышевской (ныне — Самарской) области. Окончил Театральное училище им. Щукина (1980 г., курс А. Казанской). В том же году был принят в труппу театра имени Евг. Вахтангова.В 1983 году принял предложение О. Ефремова перейти во МХАТ, где проработал 6 лет. В 1989 году вновь перешел в труппу Театра имени Евг. Вахтангова, где трудится и сейчас.Работал с такими режиссерами как М. Швейцер, А. Эфрос, П. Фоменко, И. Дыховичный, В. Мирзоев, Р. Туминас.Участвовал в спектаклях Театра им. К. С. Станиславского, Театра наций, театра «Et cetera».Снялся более чем в 80 фильмах и телесериалах.

Каждый человек, решивший посвятить себя актерской профессии, мечтает о больших ролях. К вам известность пришла не в 25 лет, а значительно позже. Каковы были ваши ощущения?

Известность ко мне пришла не резко, не вдруг, если пришла вообще…

Пришла!

Ну и слава Богу, артисту это нужно. Известность ко мне приходила постепенно. Знаете, как бывает, когда медсестра укол делает: если очень медленно, то почти ничего не ощущаешь, а если резко и быстро – тогда больно. Когда слава наваливается на актера слишком быстро, тут последствия могут быть самые разные – либо эйфория наступает, либо крыша едет, либо мания величия начинается. У меня это происходило постепенно, естественно, как дети в школе переходят из класса в класс. Обошлось без эффекта Робертино Лоретти с пропавшим затем голосом. Правда, сейчас, когда чувствую себя достаточно подготовленным, чтобы не сойти с рельсов, я был бы не против, если бы случилось что-то знаменательное в моей жизни. Хотя то, что происходит в театре, меня очень радует, и я ощущаю себя очень гармонично.

В театре новый режиссер, новые спектакли…

С приходом режиссера Римаса Туминаса в Театре имени Вахтангова – и параллельно в моей актерской жизни – начался новый этап. Роли в спектаклях «Троил и Крессида», «Дядя Ваня», «Ветер шумит в тополях» – это новый период в моем творчестве, связанный именно с приходом Римаса. Этот человек сам по себе театр: со своей философией, видением мира, «медицинским» толкованием – пониманием того, что нужно людям, населяющим в данный момент нашу планету; какие у них проблемы, что им следует помнить и что мы должны людям напомнить. И я в этом смысле следую за ним.

Это потрясающе, что ваши ощущения созвучны.

Да, потому что до Римаса у меня был какой-то провальчик. Внешне все шло хорошо, но глубины профессии, понимания, присущей хорошим театрам способности быть трибуном, зеркально отображать действительность в какой-то момент не ощущалось.

С приходом режиссера Римаса Туминаса в Театре имени Вахтангова – и параллельно в моей актерской жизни — начался новый этап. Роли в спектаклях «Троил и Крессида», «Дядя Ваня», «Ветер шумит в тополях» — это новый период в моем творчестве, связанный именно с приходом Римаса.

Ваша роль в спектакле «Дядя Ваня» вызвала множество восторженных рецензий. Естественно, это не первая ваша встреча с Чеховым. Что нового, на ваш взгляд, внес Туминас в прочтение одной из самых известных пьес писателя?

Приятным сюрпризом было само назначение меня на роль профессора Серебрякова. В мои пятьдесят с небольшим играть столь пожилого человека казалось несколько странным. Обычно актеры представляют персонажей на 10-20 лет моложе, чем они сами, а тут – наоборот. Я спросил Римаса: что мне делать – изображать возраст? «Нет», – ответил он. Тогда я предложил, что буду играть Серебрякова таким, каким представлял, когда и сам играл дядю Ваню. Мне пришлось видеть множество версий «Дяди Вани», и, как правило, Серебряков в этих спектаклях сидел на каталке. Но я размышлял про себя (пусть простит меня Антон Павлович!): ну не все же профессора в России обязательно должны быть на каталке! И даже если Серебряков нездоров, он ведь все равно не сидит в этом кресле 24 часа в сутки, а встает, двигается. В конце концов, творцы спектакля – режиссер Римас и мы, актеры. Да, времена изменились, и, чтобы сейчас явить миру Чехова, нам тоже нужно меняться, показывать его по-другому – но не изменяя ни одного слова авторского текста. Нет смысла опять ставить предыдущий спектакль – нужно ставить пьесу! Меня удивило, что Римас в итоге согласился на мою версию Серебрякова и на мою трактовку ситуации, хотя вначале и был против. Однако ему стало интересно, и он пошел на этот, я считаю, своего рода подвиг. В театре без подвигов нельзя, нужно удивлять зрителей – пусть небольшими шажками или шагами, но удивлять.

Трудно сказать. Я больше артист. Есть две точки зрения: актер, которого всегда узнают зрители и хотят, чтобы он никогда не менялся – неважно, что бы тот ни играл – Толстого, водевиль или современную драматургию. Он может не меняться от роли к роли. Это не мое. Для меня высший пилотаж – если никто меня на сцене не узнал. Если уж заявил, что ты актер, тогда будь добр, прикинься, сыграй. И в этом смысле фраза Станиславского, что надо любить искусство в себе, а не себя в искусстве, мне очень близка. Я ценю искусство в себе, а не себя, любимого, в искусстве.

Когда вам предлагают новую роль, что влияет на ваше решение – взяться за нее или отказаться?

Стараюсь выбирать то, что мне близко, но не всегда это удается. Иногда приходится служить бухгалтерии – у меня жены, дети, надо зарабатывать…

Такова жизнь… Мне кажется, каждый развод – это трагедия – для всех участников.

Безусловно. Жизнь – это вообще трагедия и душевная травма.

Я с вами, пожалуй, не соглашусь. Во многом это от человека зависит – пессимист он или оптимист.

Не соглашайтесь. Но то, что жизнь – борьба, это точно, а раз бороться заставляют – уже нехорошо. Как здорово было бы – сел в позу лотоса и сидишь спокойно, а Земля себе крутится, солнце светит. Смотри и жди, когда побыстрей все пройдет,заботься об этой коробочке под названием «тело», где душа твоя живет… Так нет же, всю историю человечества повторяется одно и то же: «А мне не нравится, как ты сидишь. Я хочу, чтоб ты сел по-другому». И пошло-поехало… Вот вам и весь «Дядя Ваня», весь Чехов на этом строится.

А вы бы могли просто сидеть?

А никто не может. Если кому-то удается – это просто замечательно. А я просто так сидеть не могу. Считаю, что чувства посылаются человеку либо природой, либо Богом, и если чувство мне было послано, я не могу от него отказаться – потому что, если не сделаю этого, буду страдать еще сильнее. Все это очень сложно.

Ваш сын играет в вашем театре. Видела его игру в юбилейном спектакле «Пристань».

Последний раз я видел его в «Бесах», а новую работу еще не посмотрел. Сын нормально развивается в своей профессии, я не вижу никаких отклонений от нормы. А то, что театр и все остальное – это случай. Главное – быть к нему всегда готовым – и по здоровью, и по состоянию, и по таланту. Надеюсь, у сына все это есть для успеха.

Есть любимые роли?

Любимых нет – есть более свежие и желанные. Пожалуй, это как в гареме: вот с этой женой уже пятьдесят лет вместе живем, а эта только что пришла – наверное, с ней поинтереснее будет. Мормонские такие дела! Все роли любимые – как дети, которые просто не могут быть нелюбимыми. И проблемные роли со всеми их недостатками любишь даже больше, стараешься их вытянуть на нужный уровень. Раз роли сотворены, посланы тебе театральным богом – их надо любить.

Для гастролей в Лондоне был выбран «Дядя Ваня».

Это решение продюсера гастролей и режиссера. Может быть, потому что Чехова здесь знают, это классика, знаменитый бренд.

Театр имени Вахтангова много гастролирует. Вы чувствуете разницу в публике, ее реакции на вашу игру?

Да, мы чувствуем разницу, но она не мечется из минуса в плюс, а колеблется в плюсовом диапазоне. Где-то спокойнее смотрят, но потом горячо благодарят, где-то воспринимают живо каждую секунду, каждый миг – это всегда зависит от индивидуальности зала, страны, сезона, количества зрителей – масса факторов. Это как в беседе: человек или сразу раскрывается, или таится до самого конца, зато потом одаривает такой благодарностью! Но до сих пор на гастролях с «Дядей Ваней» мы ни разу не сталкивались с отрицанием публики – всегда был только положительный импульс.

Есть ли роли, которые вы хотели бы сыграть?

Да, есть, и я говорил о них Римасу и еще одному режиссеру. Это роли скорее философские, в помощь человечеству. Как говорил когда-то Олег Ефремов: «Все хорошо, только не забывайте, пожалуйста, что вы люди». Это ведь так элементарно, но люди иногда забывают, что они не боги, не монстры, не бизнесмены, не судьи, а просто – люди. Не мы движем этот шарик, эту планету, не мы ее завели, и надо помнить, что кто-то за все это ответственен.