Классический английский драматург боролся вчера вечером с классической английской погодой, но даже если стояние под проливным дождем, наблюдая представление на языке, который вы не понимаете, привлекает вас куда меньше, чем чашка душистого чая «Эрл Грей», не торопитесь делать выбор в пользу последней. Постановка российского театра Вахтангова пьесы «Мера за меру», третья на международном фестивале Globe to Globe, стоила риска заболеть.

Спектакль отлично соблюдает меру во всем. Театр находит идеальный баланс между юмором и многозначительностью в пьесе, у которой есть все элементы старой доброй шекспировской комедии (вы знаете сюжет, все трюки и уловки, в заключительном акте все линии сходятся), и в то же время глубина его лучших трагедий.

Московский театр утверждает, что находится под двойным влиянием Мейерхольда и Станиславского, сочетая зрелищность с психологической правдой. Конечно, размывание жанров, свойственное Шекспиру, отлично отвечает эстетике театра, позволяя создавать сильные сопоставления. Страстные проявления вины, потери и горя, представленные индивидуальными исполнителями, наслаиваются на пронзительные и диссонансные групповые сцены, создавая эффект ирреальности. Среди этих сказочных портретов особенно неотразимой смотрится Джульетта Марии Бердинских. Ожидающая скорого рождения ребенка женщина, которой суждено скоро стать вдовой, судорожно комкает платье, беспокойно сжимаясь в комок на
авансцене, прежде, чем ее уводят, а позади нее Изабелла (Евгения Крегжде) и Анджело (Сергей Епишев) танцуют беспутный и в то же время немного нелепый фокстрот.

Подобные стилизованные моменты пробивают большие бреши в языковом барьере. Некоторые актеры создают комедию с помощью языка жестов, который вы можете видеть у британских туристов, отдыхающих, например, на Коста дель Соль: жесты школьника Лючио, обозначающие беременность и разврат, комичны в своей универсальности. Однако куда более эффективны тщательно поставленные сцены, такие как пролог, в
котором персонажи выкристаллизованы в жестах; и позднее сцена подготовки Анджело к прибытию Изабеллы, в которой фарс и юмор романтической комедии, передающий волнение перед свиданием, усилены и доведены до маниакального абсурда.

На этом фоне еще резче показывается неистовство Анджело в следующей сцене – попытке, по существу, изнасилования Изабеллы. Умоляя его спасти ее брата от казни, монастырская послушница охвачена волнением, узнав, что он согласен помочь ей только в ответ на сексуальные услуги. Простая декорация — столы и стулья – летают по сцене, когда фанатическое самообладание Анджело дает сбой. Ножки перевернутой мебели создают впечатление тюремной решетки, показывая ловушку, в которую угодила Изабелла, и напоминая о несправедливом заточении ее брата Клаудио. Крегжде бросают на последний стоящий ровно стол, где она сворачивается в позе эмбриона, а аудитория потрясенно ахает. Экспансивный,
несколько неуклюжий тощий верзила Епишев, внезапно нависающий над миниатюрной актрисой, протягивающий руки к ее голове и шее, создает мощный впечатляющий образ, сексуально заряженный и пугающий исходящей от него скрытой угрозой.

Подбор актеров превосходен, особенно миниатюрная Крегжде, утопающая в огромном платье и летающая в нем по сцене. Переодевшись, в туфлях на шпильках, Изабелла исполняет дерзко-соблазнительный танец, открывая ту сторону своего характера, которая, возможно, не является одним только плодом воображения Анджело. Когда, одетая в черное деловое платье, она с гордым видом уходит со сцены, это добавляет новые черты в сложный образ догматического целомудрия Изабеллы. Может ли женщина очаровывать одного человека, чтобы спасти другого, и при этом
отказываться спать с ним?

Епишев играет и Анджело, временного правителя, и Герцога, который оставил его за себя. Заставляющие задуматься параллели между этими двумя персонажами подчеркивают оригинальный подход к вопросам власти и правосудия, поставленным в пьесе.

Интересное решение режиссера Юрия Бутусова – закончить пьесу предложением Герцога  (предложением руки и сердца или непристойным предложением) Изабелле, которое словно повторяет ее сцену с Анджело. Потрясенная Крегжде нервно хихикает, и Епишев заставляет ее замолчать
резкой пощечиной. Во второй раз, в раздражении, она бьет его в ответ. Публика взрывается аплодисментами под аккомпанемент шороха сотен промокших плащей.