Русская постановка пьесы Чехова, привезенная в Англию, берет верх над своим британским двойником, усеянным актерами-звездами.

2012 год стал полем битвы постановок одной и той же пьесы. Не говоря о Шекспире, чьи произведения зачастую идут косяком, перед Лондоном в этом году предстали три «Герцогини Малфи», а теперь, уже второй раз, два  «Дяди Вани» встретились буквально лицом к лицу. Весной «Ваня» Иана Глена в PrintRoom соперничал с версией  Роджера Аллама в Чичистере, а теперь всего лишь одни выходные разделили две постановки, показанные в Вест-Энде: одна – с грузом местных знаменитостей, а другая – из московского театра Вахтангова, приехавшая к нам с недельным визитом.

Ожидалось, что модерновые британцы окажутся поживее, чем исполненные благоговения русские. На деле же верным оказалось обратное: постановка Линдсея Познера прямолинейна и без неожиданностей, тогда как Римас Туминас (на самом деле – литовец) и его Вахтанговская труппа  обошлись с Чеховым так же лихо и непринужденно, как это сделал Бенедикт Эндрюс с «Тремя сестрами» в Янг Вик (YangVic) несколько недель назад.

Ваню у Познера играет Кен Стотт, его шурина, самодовольного профессора Серебрякова, — Пол Фриман, его вторую жену Елену, в которую Ваня страстно влюблен, — Анна Фрил, довольно привлекательного доктора Астрова – Сэмюэль Уэст, потешного соседа Телегина – Марк Хадфилд. Этот список  может также служить исчерпывающим описанием постановки: примерно 95% содержимого спектакля, похоже,  исчерпывается актерским составом, а Познер оказывается просто ни при чем. Единственная, но незначительная неожиданность заключается в том, что Фрил, наконец,  получила роль на сцене, в которой она  демонстрирует свои актерские возможности (здесь, скорее, в смысле изысканности, а не типа личности), которые она давно уже являет на экране.

Постановка вахтанговцев выглядит и ощущается совершенно по-иному. Скажем так: британцы водружают на сцену самовар, а русские – нет. Центральным элементом у Адомаса Яцовскиса становится здоровенный грубый верстак, на котором выковываются – иногда буквально – душевные дилеммы героев. Астров Сэмюэля Уэста, возможно, откровенно лукавит, когда обещает больше не пить, но его русский двойник (его играют в очередь два актера)  за пять минут, что занимает это его обещание, еще и  нацеживает себе в стакан самогона.  И даже когда он теребит Ваню, чтобы тот отдал ему украденный флакон с морфием, то он тут же вкалывает дозу своему протагонисту.

Постановка Туминаса идет на полчаса дольше, чем трехчасовая Познера, и на заметно более низкой скорости, чем у Познера, но от этого она вовсе не становится скучнее. Скорее наоборот,  каждый персонаж неустанно сам инсценирует свои  разнообразные страдания. Серебряков Владимира Симонова в своей ночной болезни полон такой кипучей жизненной силы, что напоминает покойного сумасброда Кеннета Марса. Отъезд же гостей в 4-м, финальном, акте окончательно иссушает эту лицедейскую энергию, оставляя Ваню в исполнении Маковецкого (вместе с его инъекцией) таким апатичным, что Соня устанавливает его в позу и двигает его, как манекен.

У Познера «Дядя Ваня» — абсолютно надежное пособие для начинающих, щедро сдобренное знаменитостями как трофеями, но всякий, кто либо знаком с пьесой, либо имеет склонность к отважному безрассудству, получит куда больше удовлетворения, если успеет застать москвичей во время их слишком короткого визита.