Фортепианные шажки «Старинной французской песенки» из «Детского альбома» Чайковского – почти такой же обязательный мотив детства, как и «Евгений Онегин» в школьной программе – взрываются маршем, вальсом, блюзом, мороком, болью, восторгом в вариациях Фаустаса Латенаса. Буквально через такт музыку догоняет пушкинское слово – и тот же ветер свободы подхватывает его.

Римас Туминас, литовский варяг, призванный на царство в некогда закрытый почти как монастырь Вахтанговский театр, снова обратился к русской классике. Которую он по-настоящему любит, но отнюдь не относится к ней, как к святыне на пьедестале. Итак, Пушкин. «Евгений Онегин». Вольное сочинение на темы «нашего всего», автор которого позволил себе парить параллельно тексту, не отказываясь порой от собственных виражей.

Онегиных здесь два. Тот, кого видят другие, – молодой, высокомерный, лощеный, завидный жених для деревенских барышень (Виктор Добронравов). И тот, кем он является в душе, — потухший, постаревший с молодости, прикрывшийся цинизмом, как щитом (Сергей Маковецкий). И Ленских два: юное кучерявое долговязое солнце (Василий Симонов) и тот, кем он мог бы стать, не оборви пуля Онегина его пути, —  утративший кудри и пылкость добропорядочный господин (Олег Макаров). Но чуть ли не главным героем мужской компании у Туминаса становится выдуманный гусар в отставке – чуть пьяненький, шальной, мудрый и честный свидетель событий, влюбленный во влюбленность Татьяны, в ее цельную и драгоценную натуру, alter ego автора и антипод Онегина (Владимир Вдовиченков).

А в стайке девушек – бесчисленных невест, русских душою, но пишущих по-французски, оттачивающих аттитюды и пируэты в балетных классах для будущих неземных балов, но уготованных в жены соседям-помещикам – одна Ольга и Татьяна одна. Даже на Ольгу (Мария Волкова) режиссер не позволяет нам глядеть онегинским презрительным взглядом («как эта глупая луна…»). Переполненная счастьем и живущей в ней музыкой (недаром она не расстается с аккордеоном – подарком Ленского), Ольга  идет на свадьбу с уланом, как на казнь, цепляясь до последнего за свое единственное сокровище, точно в нем заключена ее душа.

И вслед за Пушкиным любуется Татьяной (Вильма Кутавичюте), хоть и решительно расправляется с хрестоматийным томно-меланхоличным образом. Татьяна здесь — красавица-дикарка, что дубасит от любовной бессонницы подушку, пугает до смерти няню, таскает за собой тяжелую скамейку, чтобы справиться с отчаянием после отповеди Онегина, и сама бросает ему в лицо свою отповедь («я ВАС люблю»), ведь и через несколько лет эта рана кровоточит по-прежнему.

Спектакль Туминаса посвящен Евгению Вахтангову и населен поистине вахтанговскими духами театра – домовой с домрой, с собачьей преданностью и любовью глядящий всем в глаза (Екатерина Крамзина), инфернальный зайчик-наваждение, что выскочил наперерез кибитке Лариных (Мария Бердинских), материализовавшийся сон Татьяны (Юлия Борисова), или роковая танцмейстерша Людмилы Максаковой (она же няня, она же проводница между мирами), что учит воспитанниц не столько танцевать, сколько держать позицию: «Выше голову, медам, вы не на кухне, вы – в театре!»

Этих персонажей, разумеется, нет у Пушкина, как нет и тех сцен, что сочиняет режиссер в зазорах между словами и поверх текста. И в этой театральной материи живут наши общие архетипы, общие смыслы, общая память – и благодаря ним зал, полный чужих людей, начинает дышать в одно дыханье. Вот Онегин (тот, что стар душой) достает листок – «Письмо Татьяны предо мною» — и голос его впервые предательски дрожит от умиления, ибо не будет в его жизни ничего важнее этого письма. Но, глухой к музыке ее чувства, он также фальшивит в переводе «с французского» — «подстрочник» татьяниного письма звучит чудовищной пошлятиной. Налетевшая стайка девушек, вырывая друг у друга драгоценную бумагу, случайно рвет ее и, конфузясь, возвращает хозяину клочки – может, склеит? Так советские школьницы в обязательном порядке учили наизусть письмо Татьяны, раздергивая его смыслы и рифмы.

Вот собирается в Москву измельчавшее семейство Лариных: варенья и соленья в банках для гостинцев московской родне, валенки и пуховые платки, кибитка, чем-то похожая на арестантский вагон. Семь дней по бездорожью, утром стайки девушек и юношей разбегаются налево-направо по малой нужде. Москва встретит их звоном колоколов и отрубанием кос – жестоко, по-петровски, впихивая в новую жизнь.

Вот новоиспеченная москвичка Татьяна, сбежав от гостей, тайком находит банку варенья и утешается, запустив в нее ложку. За этим «некомильфо» и застает ее генерал Гремин. Но что-то подсказывает Татьяне, что этому грузному генералу можно, не стесняясь, предложить вторую ложку – что они родные души и как-нибудь перезимуют эту жизнь без любви, согревая друг друга.