Василий Лановой: Надо смотреть только вверх

Евгения Коробкова, Вечерняя Москва от 25 апреля 2014

— Василий Семенович, как вы поняли, что будете актером?

— Я всегда отвечаю, что знал об этом еще в детстве. Мама рассказывала, что я был жуткий крикун. А я, когда вырос, отвечал, что плакал специально. Я знал, что буду актером и мне надо тренировать голос.

— Вам часто приходилось плакать?

— Мне кажется, что я в жизни плакал от умиления, от красоты, от доброго поступка.

Самые благодатные слезы у человека — от прекрасного поступка и еще — от поэтического чувства. Такое бывает у поэта, когда он создает что-то невероятное, и у читателя, когда он понимает, что сказал поэт.

От прекрасного я плакал чаще, чем от боли.

— Но у вас было тяжелое детство…

— Не тяжелое, а поразительное. Я три с половиной года пробыл в оккупации у немцев, я видел, как наши отступали, я видел трупы наших ребят. Но были и счастливейшие мгновения — когда немцы отступали. И я видел, как на поле горели десять грузовиков с фашистскими снарядами, видел Парад Победы…

Свое детство я выбрал бы еще раз, если бы мог…

— Кроме Победы, какие еще мгновения в жизни были самыми яркими?

— Еще раз я испытал похожее счастье спустя почти двадцать лет. Мы в Театре Вахтангова репетировали какую-то пьесу, когда вдруг ворвался директор театра. Он был совершенно белым и, заикаясь, закричал: «Гага-гагарин в космосе!» Мы всем театром высыпали на Арбат. Почему-то он в то же мгновение оказался переполнен мальчишками, девчонками, взрослыми. Все обнимались и плакали от счастья.

И это тоже было великое ощущение в моей жизни.

А самым первым моим счастьем была встреча с мамой после войны.

— Вы же всю войну провели с родителями врозь?

— Мама отправила нас, меня и двух сестер, на Украину к дедушке. Она должна была вернуться за нами через две недели, но не приехала ни через месяц, ни через год.

— Почему?

— С поезда мы сошли 22 июня ровно в четыре часа. Над нашими головами летели самолеты — бомбить Одессу. Так началась война. Через дней десять в наше село пришли немцы. Вернее, сначала румыны, а уже следом за ними — немцы. Что случилось с мамой, мы не знали. И только в 1944 году, когда по радио передали об освобождении Одессы, мама поехала за нами. К тому времени она была инвалидом первой группы, не могла ходить, и солдаты переносили ее на руках из вагона в вагон.

— Какой была встреча?

— Я гонял воробьев на льняном поле, как велел дедушка. И вдруг услышал крик: «Василь, мамка приехала!» Я обежал всю долину. И увидел, как два вола тянут великую арбу, а на арбе сидит черная жинка с черными-черными волосами и худая-худая.

Я не узнал ее, пробежал мимо арбы. Но меня схватил дед и бросил прямо в арбу.

Как в меня вцепилась эта худая жинка с черными волосами! Вот это была минута встречи мамы после трех с половиной лет разлуки…

— У вас, как у человека, родившегося на Украине, особое мнение по поводу присоединения Крыма…

— Я записал видеообращение для крымчан. Передал поклон от России, сказал, что пришла пора расставить все точки над i. Крым был и будет единым с Россией.

Недаром Севастополь, как Сталинград и Ленинград, зовется городом русской славы, а духовным наследникам фашизма нет места ни в Крыму, ни в Севастополе.

— Вы говорите, что у вас нет голубых кровей, но фамилия дворянская откуда?

— Да не дворянская у меня фамилия! У Тараса Григорьевича Шевченко есть такие строчки: «Щоб лани широкополі і Дніпро,і кручі-було видно,було чути, як реве ревучи…» Лани — это поля, а бригадиры, которые работали на этих полях, назывались лановые, работающие в ланах, на полях люди. У меня отец и мать крестьяне, занимались скотоводством, я сам был пастухом. В самом начале войны дед выдал мне кобылу и велел пасти коров.

Потом, когда я сыграл Вронского, он смеялся и говорил: фиг бы ты графа сыграл, если бы на лошади голым задом не ездил…

— Вас часто называли секс-символом. Вы до сих пор — в прекрасной физической форме. Что-то специальное делаете?

— Спасибо моим дорогим хохлам (смеется). Мама и папа что-то правильно намешали во мне, чтобы так получилось. У меня и проблем с лишним весом никогда не было, и щеки не отвисали, хотя я вижу, как от этого страдают другие актеры.

Ничего специального не делаю. Разве что зарядку каждый день, да со школьной скамьи в волейбол играю.

— А главный секрет молодости в чем, вы знаете?

— Думаю, да. В удивлении. Деревья, солнышко, облака, прекрасные люди… Мои учителя говорили мне: нужно смотреть не под ноги, а вверх и удивляться этому.