Роман в стихах «Евгений Онегин» Александра Пушкина, названный Виссарионом Белинским «энциклопедией русской жизни», повествует о давней жизни, любви и творчестве. «Промчалось много, много дней», – задумчиво говорит рассказчик, в переводе Чарльза Джонстона, в 389-й, предпоследней, 14-строчной строфе, –

«С тех пор, как юная Татьяна

И с ней Онегин в смутном сне,Явилися впервые мне –И даль свободного романаЯ сквозь магический кристаллЕще неясно различал»

Действие симметричного сюжета романа, – с первой встречи главного героя с Татьяной в доме, где проживала ее «простая, русская семья», когда Татьяна влюбляется, но Онегин ее отвергает, до их последующей встречи в Санкт-Петербургском дворце, когда влюбляется Онегин, а Татьяна отвечает отказом, – развивается в течение пяти с половиной лет. Пушкин высчитал, что сочинение романа длилось дольше. Завершив в своем загородном имении восьмую, последнюю, главу, он обозначил временной и пространственный промежутки работы: «9 мая 1823, Кишинев – 25 сентября 1830, Болдино».

Литовец Римас Туминас, художественный руководитель театра, основанного Евгением Вахтанговым (1883–1922), наследует своему предшественнику в способах применения танца, мимики, стилизации и музыкальных эффектов. Его версия «Евгения Онегина», в феврале ожидающаяся к показу в Лондонском «Барбикане», пробуждает к жизни просторы пространства и времени, преобразуя сцену в магический кристалл, чтобы сквозь него по-новому увидеть далекий горизонт пушкинского «свободного романа». Созданные Адомасом Яцовскисом декорации порождают ощущение элегии. Задник представляет собой обширное зеркало, в котором живет мерцающая мешанина нынешнего и былого. Действие театрального настоящего отражается в тусклом сиянии зеркала, словно в дымке отдаленного воспоминания.

В начале спектакля восемь балерин упражняются у станка в задней части сцены под присмотром почтенной преподавательницы балета. В первом акте часть сцены отдана мужскому обществу, аристократическому кругу, внутри которого мужские персонажи выпивают, курят, беседуют и наблюдают женщин. Голос пушкинского повествователя распределен между ними (а также среди многих других персонажей, появляющихся на сцене по мере развития событий). Онегин с приятелем Ленским выступают в юной и старшей ипостаси. Присутствует и взъерошенный гусар, изображающий загадочного рассказчика – по его словам, друга юности Онегина. Среди этих «лишних людей» во фраках и кителях находится таинственный растрепанный юродивый, скиталец, бренчащий на домре (народной мандолине). Мужчины поочередно произносят строки из первой и последней глав романа, размышляя о течении времени:

«Кто жил и мыслил, тот не можетВ душе не презирать людей;Кто чувствовал, того тревожитПризрак невозвратимых дней…»

«Блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел», – говорит умудренный опытом рассказчик из восьмой главы. Ленский, которого Онегину предстоит убить на дуэли, произносит слова из финальной строфы романа:

«Блажен, кто праздник жизни раноОставил, не допив до днаБокала полного вина,Кто не дочел ее романаИ вдруг умел расстаться с ним…»

Первая, в шестьдесят строф, глава пушкинского романа, повествующая об одном дне из полной удовольствий городской жизни молодого дэнди Онегина, лаконично заключена в балетном классе. Санкт-Петербург Онегина был круговертью балов, балета и заграничных мод. «C’est le théâtre donc, ce n’est pas la cuisine» («Театр – это не кухня»), – внушает преподавательница под простенькую мелодию «Старинной французской песенки» из «Детского альбома» Чайковского, сочинение 39, обучая воспитанниц реверансу. Балерины, чьи волосы заплетены в косу, – что является в среде российского крестьянства признаком невинности, – это «красотки молодые»: деревенские девушки, которые бегают, прыгают, бросаются ягодами и поют песни простого люда. Трое мужчин смотрят, как они танцуют. В ходе драмы наблюдение мужчин за молодыми женщинами окрашено тревожным оттенком.

Мы переносимся в деревенскую идиллию. Тамошнее «варенье, вечный разговор» – скука для Онегина. Весна. Фоном звучит какофония из назойливого жужжания насекомых, коровьего мычания, лошадиного ржания и ритмичного струнного пиццикато. Описание сестер Лариных, Татьяны и Ольги, отдано их родителям, которые сидят бок о бок, являя собой нежную картину семейного благополучия. «Итак, она звалась Татьяна», – произносит отец. – «…Дика, печальна, молчалива, как лань лесная боязлива, она в семье своей родной казалась девочкой чужой». У каждой сестры свой реквизит: у Татьяны книга, у беззаботной Ольги гармоника. Позже, в минуту коварного эротизма, Онегин ласкает этот музыкальный инструмент, флиртуя с Ольгой на именинах Татьяны исключительно ради собственного развлечения и желания досадить Ленскому. Когда, после смерти Ленского, Ольга выходит замуж и покидает родительский дом, ее гармонику прибирают.

Как Туминас умеет вместить драматичную суть целой главы пушкинского романа в короткую немую сцену, точно так он способен развить одну небрежно оброненную в диалоге фразу в долгую и смешную мимическую последовательность. «Боюсь: брусничная вода мне не наделала б вреда», – говорит Онегин Ленскому после первого визита в дом Лариных. В сценической версии старший Онегин в изумительно выразительном исполнении Сергея Маковецкого начинают изложение сцены письма. Онегин хранит выцветший исписанный лист – «его я свято берегу». Он разворачивает сокровище, но подбежавшие девушки из хора выхватывают бумагу, в возбуждении разрывая ее на части. Онегин собирает обрывки, вставляет в рамку и принимается изучать вместе с приятелями. Мы предчувствуем долгое будущее этого письма – выдающегося образца российской литературы. Онегин вешает обрамленный манускрипт на стену.

Когда Татьяна спешит навстречу Онегину после того, как он получил ее письмо, постановка Туминаса воспроизводит стремительные пушкинские строки. Татьяна «прыг в другие сени, с крыльца на двор и прямо в сад», летя через «куртины, мостики, лужок», ломая кусты сирени, чтобы скорей увидеть скачущего верхом Онегина. Здесь Татьяна выбегает на сцену в вихре листвы и неистовой музыки, волоча скамью. Старший и младший Онегины, разделяя снисходительный ответ Татьяне, стоят по обе стороны этой скамейки. Выслушав от каждого завершающее убийственное замечание – «к беде неопытность ведет» – потрясенная Татьяна пятится и падает на скамью, раскинув руки-ноги, с искаженным болью лицом.

Неумолимо ведущий к дуэли прием по поводу Татьяниных именин проходит в преддверии надвигающейся грозы. Пушкинский роман полон проявлений российской погоды, и Туминас рисует стихию во всем ее буйстве. Завывание ветра в степи нарастает. Татьяна сидит, погруженная в свое унижение. Позади нее подарок – русский пейзаж в рамке. Балерины сейчас больше похожи на приземленных танцовщиц языческой «Весны священной», чем на изящных Санкт-Петербургских Терпсихор. В последующей сцене дуэли зеркало-задник содрогается, когда Онегин убивает Ленского – не с дистанции, предписанной дуэльным кодексом, а в упор, схватив друга за шею и прижав дуло к его обнаженной груди. Скиталец-юродивый склоняется над распростертым телом Ленского, прерывисто тренькая на домре, пока старший Ленский произносит элегические строки: «Быть может, он для блага мира иль хоть для славы был рожден…». Случилось нечто дикое. На сцене круговерть из снега и движущихся фигур.

В продолжение второго акта земля покрыта снегом. Зима – Татьянино время года. «Татьяна (русская душою, сама не зная почему) с ее холодною красою любила русскую зиму». Очутившись в покинутом имении Онегина, стоя коленями в снегу, она просматривает книги возлюбленного, их страницы трепещут на ветру.

Последовавшая затем недельная поездка в Москву, на ярмарку невест, подается в пантомиме – наполовину комичной, наполовину зловещей. Дверцы черной коляски, где деревенские девушки сидят с приготовленными для города банками солений и варенья, забиваются гвоздями, как крышка гроба. В эксцентричной ночной сцене девушки выскакивают в валенках на снег по естественной нужде. У едущего со всеми улана случается смешная стычка с дерзким белым зайцем. Наконец хор крикливых голосов и трезвон колоколов повергают путешественников в волнение – показалась Москва.

Вновь возникает преподавательница балета с ее фатоватым аккомпаниатором, оба расфуфыренные, в париках и перьях. Подготовка барышень на выданье жестока. Перепуганных деревенских девушек одну за другой выводят к краю сцены, где им мечом отрезают косу. Теперь Татьяна превращается в светскую львицу, верховодящую среди сливок благородного общества. Мужчины поглядывают на нее снизу вверх, пока она, вся в белом, восседает с приятельницами высоко над сценой на неподвижных качелях. В одной немой сцене обнаруживается, что, несмотря на весь великосветский лоск, Татьяна все еще дитя российской глубинки. Она украдкой уединяется, чтобы полакомиться вареньем, которое ест из припрятанной за печкой банки деревянной ложкой. Здесь ее находит поклонник, почтенный князь. Они робко кладут с ложки друг другу в рот варенье – сладкий залог супружеской верности.

Завершающее действие – Татьянин апофеоз. На сцену выкатывается на колесиках громадное чучело медведя – воспоминание о давнем тревожном сне. На заснеженной сцене Татьяна заводит с медведем неуклюжий танец под завывания ветра и утяжеленную версию песни Чайковского – лейтмотива всего спектакля. Музыкальный размер в четыре четверти совпадает с четырехстопным пушкинским ямбом. Вновь возникает Ольга, с распущенными волосами, воссоединенная со своей гармоникой. Оба Онегина наблюдают за действом. Изъясняющаяся по-французски преподавательница балета побеждена и распростерта посреди сцены. Татьяна объяла Россию.

Туминас предполагал дать своей постановке название «Татьяна». Несмотря на всю изощренную иронию, которую Туминас привнес на сцену, он приверженец культа Татьяны, простирающегося от Белинского до Достоевского и далее, и видит в пушкинской героине идеал русской женственности. Со своей припрятанной банкой варенья, Татьяна Туминаса олицетворяет русскую душу, землю и не поддающуюся интерпретации таинственность. Независимо от интеллектуального аспекта подобной концепции, ее театральное воплощение завораживает.