Екатерина Крамзина родилась в Москве. После Театрального института им. Щукина работала в Театре имени Гоголя. В 2012 году перешла в Театр имени Вахтангова, где сыграла 11 ролей – женщин с абсолютно разными характерами: от юной и нежной Кити в хореографической постановке «Анны Карениной» до практичной и хитроумной дуэньи Киньонес в многословной комедии «Ревнивая к себе самой», от странной бродяжки с домрой в «Евгении Онегине» до опереточной артистки Лилии в музыкальной «Мадемуазель Нитуш». В прошлом сезоне молодая актриса вышла на сцену в роли Серафимы Корзухиной в спектакле «Бег» по пьесе Михаила Булгакова и проснулась знаменитой. В «Беге», поставленном Юрием Бутусовым, размыта граница между сном и явью. Екатерина Крамзина начинает спектакль и задает его тональность. Она, как и все герои этой истории, истерзана страхом и отчаянием.

– Вы из театральной семьи?

– Мама моя – талантливый бухгалтер, папа – первоклассный водитель. Желание стать актрисой они восприняли неоднозначно, но мама меня поддержала.

– Как у вас возникла идея стать актрисой?

– Я хотела изменить мир и собралась на курсы ФСБ. Хотела бегать с оружием и вершить правосудие, но девочек брали только на переводчиков. Примерно в это время я попала на спектакли мастерской Игоря Николаевича Ясуловича во ВГИК. Тогда я поняла, что изменить мир можно не насилием, а мыслью. И до сих пор в это верю, иначе не занималась бы этой профессией.

Я подготовила программу, в которую входил фрагмент из повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие», «Скифы» Блока и пошла в «Щепку» и в Школу-студию МХАТ, но не прошла отборочные туры. Зато на предварительных прослушиваниях в «Щуке» сложилась уверенность, что я буду учиться именно здесь. Во многом благодаря встрече с руководителем курса Владимиром Владимировичем Ивановым. Этот человек поверил в меня и в итоге взял на курс наперекор приемной комиссии, которая говорила о несоответствии моего нутра героини и характерной внешности. Но сейчас я понимаю, что это «несоответствие» – мой большой плюс: я играю разноплановые роли.

– Вы еще студенткой сыграли Веру в спектакле «Последние» Сергея Яшина в Театре имени Гоголя.

– Я училась на четвертом курсе, и худрук посоветовал меня Сергею Яшину, которому нужна была девочка на второй состав Веры. Я хорошо репетировала и в итоге играла премьеру, после чего получила приглашение в труппу Театра имени Гоголя, где проработала до его реформации.

– Вы ушли оттуда, когда Сергея Яшина в одночасье уволили. Вы не боялись остаться без работы?

– Нет. Дело в том, что у меня на тот момент было уже три названия в Теат­ре им. Евг. Вахтангова: «Дядюшкин сон», в который я ввелась, будучи еще студенткой, «Пристань» и «Анна Каренина», куда Анжелика Холина пригласила меня на роль Кити. И вот, буквально на другой день после назначения нового худрука в Театре имени Гоголя, я встретила Римаса Туминаса. И он предложил мне зайти в отдел кадров и написать заявление о зачислении в труппу. И это было счастливым завершением одного периода и началом другого.

– Туминас доверил вам роль, которой нет в пушкинской поэме, – Странницы с домрой, которая все время сопровождает Онегина.

– В распределении меня не было, и роли такой не было. Но я приходила и сидела на репетициях. В какой-то момент Римас Владимирович говорит: «Ну, поднимись на сцену, придумай что-нибудь». Это была сцена именин Татьяны. Я принесла из дома домру и сыграла на ней «Коробейника». Так появилась Странница. Все этот образ по-разному толкуют: судьба, бродяжка, собачка Онегина. Мне кажется, что это такая его совесть.

– А домра-то у вас откуда?

– Я училась в детской музыкальной школе. На фортепиано я уже по возрасту не подходила, мне предложили выбрать: баян, аккордеон, домра или балалайка. Что такое домра, я не знала и предпочла ее. В спектакле «Евгений Онегин» домра мне очень пригодилась.

– Первую большую роль не в пластическом, а в драматическом спектакле Вахтанговского театра – Киньонес в «Ревнивой к себе самой» по Тирсо де Молине – вам дал Александр Коручеков.

– Я считаю, это лучшая роль в пьесе – такая живая, веселая, земная женщина. И здесь пришлось потрудиться, потому что после двухлетнего «молчания» на сцене моя речь не успевала за моей пластикой. Я до сих пор делаю артикуляционную гимнастику.

– Видимо, этой проблемы Юрий Бутусов не заметил, раз предложил вам роль Серафимы Корзухиной в «Беге»?

– Он не предлагал мне сперва эту роль. Он вообще никому не предлагал определенных ролей. Я видела много его спектаклей в других театрах и все время думала, что очень хочу с ним поработать, хотя не была уверена, что у меня получится. Но я заметила, что в моей профессиональной жизни все происходит так, как мне хочется. И вот Бутусов приходит в наш театр, вызывает меня на разговор. И потом тишина: уже начались репетиции, но мне никто ничего не говорит. Я страшно мучилась. Потом Юрий Николаевич все-таки начал вызывать меня на репетиции, и мучения мои приобрели новые формы. Он же удивительно работает, не ограничивает: можно попробовать все – выйти на сцену в любой роли. Вначале я даже пробовала роль Антуана. Было все: иногда крылья за спиной вырастали от ощущения своих возможностей, а иногда казалось, что ты ничего не умеешь. Только ближе к премьере стало ясно, кто кого будет играть.

– В первой сцене вы выходите с выбеленным лицом и нарисованными бровями домиком. Не слишком привычно, не похоже на то, что написано у Булгакова.

– Я увидела на Тверском бульваре фотографию Алисы Коонен в роли Фед­ры и предложила сделать похожий грим. В привычном представлении Серафима – красавица, романтическая героиня, в прекрасном платье, меховом полушубке. Я отталкивалась от другого, ведь у нее в первой сцене – тиф, лихорадка, она реально болеет, и она реально бежит. Она проходит круги ада и только к финалу принимает себя и все то, что с ней происходит. Вот только сил совсем не остается, и в последнем сне у нее не счастье как таковое, а лишь его возможность.

– Вам вручена премия «МК» в категории «Начинающие», хотя у вас в репертуаре 12 ролей.

– Слово «начинающая» меня развеселило. Я думала, оно применимо только к недавним выпускникам. Но награде я очень рада. Она у меня первая.