Народный артист России Алексей Гуськов не сразу принял решение посвятить себя искусству, и, приехав из Киева, вначале поступил в МВТУ имени Баумана, но потом страстное желание быть артистом победило, и он был принят в Школу — студию МХАТ. Получив диплом, новоиспеченный артист начал странствовать по московским театрам в поисках своего режиссера и больших ролей.

Удачи сменялись разочарованиями, желания расходились с жесткой прозой подмостков, и только кино помогало ему верить, что будет праздник и на его улице. Первый успех пришел с фильмом  «Волкодав», а дальше все покатилось, «как по маслу», если можно так сказать при множестве трудностей и бессонных ночей. Широкое признание у публики Гуськов получил после телевизионного фильма Александра Митты «Граница. Таежный роман». За ним последовали «Мусорщик», «Дневник убийцы», «Турецкий гамбит» и так далее. Да разве все роли в театре и кино перечислишь?..  Одно неоспоримо – там, где он снимается не могло и не может быть халтуры, образов, сделанных «на живую нитку».

Ответственность и бесконечная трата сил и эмоций, вот главный его девиз, как в актерском мастерстве, так и в продюсерстве. В этом можно воотчию убедиться, посмотрев его последний фильм «Находка», снятом по повести Владимира Тедрякова,  захватывающий вас целиком. Наверное,  творческие достижения Алексея Гуськова были бы  невозможны без надежного семейного тыла в лице жены Лидии Вележевой – актрисы Вахтанговского театра, куда недавно перешел и Алексей Гуськов, а так же двух сыновей, переполненных гордостью за своего отца. Впрочем, более подробно о жизни и характере нашего героя вы сможете узнать из беседы, которая приводится ниже.

— Алексей Геннадьевич, позвольте задать неординарный вопрос: вы часто заблуждаетесь?

— Конечно, как и все люди и, наверное, даже чаще чем многие . Из Карла Маркса помню лишь одну замечательную фразу, которая подходит и ко мне тоже: «Он искренне заблуждался». Больше я ничего не помню из его трудов, кроме заглавия: «Капитал».

— В свое время вы изучали марксистcко-ленинскую философию?

-Да. Я сдал в институте научный коммунизм, но на следующий день  наступила перестройка и нам сказали:  всё, что вы учили — неверно, марксизм-ленинизм не нужен новой России.

— И вы перестроились?

— Скажу так: я продолжил жить свою жизнь. Дети рождались, все случалось в первый раз: первый ребенок, первая квартира, первая роль в кино, смена театров. Для молодости времени не существует. Я это вижу по своим детям: они просто живут.

— У вас взрослые дети?

— Я уже буду дважды дедушкой. У меня есть старшая дочь от первого брака Наташа, ее дочке Лизе 2 года, а у старшего сына тоже будет ребенок.

— Значит вы – молодой дедушка?

— Ну, какой молодой? В этом году исполнится 58 лет.

— А я вас держу за молодого мужчину в расцвете сил.

— Наверное, это сказываются мои северные гены. Вот сейчас сижу с вами и курю, подвержен и этому греху тоже. Но как мне сказал батюшка Иван Охлобыстин, затягиваясь сигаретой после того, как освятил офис: «Я тебя этим смущаю? Ведь ты, кажется, бросаешь курить… Ну, а я сам, когда предстану перед Господом Богом, то скажу: курил, курил и курил. Остальные грехи, может быть, и замажу» . Ваня  — человек с юмором.

— Но ведь, скорее всего, Охлобыстин для вас не авторитет?

— Мы одного поколения. Есть общая, успешная работа, и это было давно. Фильм «Мусорщик». После этого долго с ним не пересекались. Ой, а ведь прошло уже 17 лет…

— Скажите, пожалуйста, вот этот последний ваш фильм «Находка», получивший премии на двух международных фестивалях, благодаря которому я впервые прочитала удивительную повесть Владимира Тендрякова,  подкупил вас характером главного героя, отличным сценарием?

— Безусловно. Такие роли приходят к актеру очень редко, поэтому их надо ценить и беречь. Они позволяют тебе что-то с собой сделать, утвердиться в своих размышлениях. И через характер поделиться со зрителем. У нас — актеров другого способа нет. Потому что автор всегда выше нас, режиссер больше нас.

— Значит, вы относитесь к старой актерской школе, поскольку в наш режиссерский век постановщики считают себя демиургами, способными заменить авторов произведений.

— Пусть считают, но ведь они искренне заблуждаются. И когда-нибудь  прозреют…

— Когда русская школа перевоплощения будет забыта?.. В силу своей профессии я много смотрю разных спектаклей и с прискорбием замечаю, как падает уровень актерского мастерства.

— Актер не виноват, поскольку он сосуд, который можно наполнить чем угодно, даже, извините, мочой. Величайший мастер и интереснейшая личность Роберт де Ниро в своей книге написал, что он, прежде всего, актер, и что он никогда не навязывает себя окружающим ещё и как человека. И я полностью с ним согласен, поскольку мы  — исполнители. Публика же часто ошибается, идентифицируя нас с теми героями, которых мы играем, — что есть неправда. Примеров тому тьма, когда очень симпатичный человек всю жизнь играет отвратительных персонажей,  а несимпатичный человек отлично изображает сильных и светлых героев, достойных подражания. Например, питерский актер Смирнов в рот не брал алкоголь, но всю жизнь играл пьющих людей.

— Вероятно, и вас тоже идентифицировали с беспощадным Никитой Голощекиным  в телефильме Александра Митты «Граница. Таежный роман», получившем Государственную премию?

—  Эта роль принесла мне известность и нелюбимое мною слово популярность, открыв тем самым новые горизонты в кинематографе. С Миттой нас познакомил Валерий Семенович Фрид. До сих пор помню  фразу, которую он сказал: «Саше не важен актер, ему нужен собеседник, и по тому, как вы общаетесь – видно, что будете работать вместе». Александр Наумович Митта стал значительной вехой в моей жизни. Я ему невероятно признателен. Прежде всего, он научил меня беспощадно относиться к себе в работе, сказав: успех спишет все обиды и эго. И сколько бы ни было слез, переживаний, мучений, — все списывает успех, а если его нет, то образуются незаживающие раны.

— Наверное, именно после этого фильма у вас началась череда героев в погонах? В том числе такие знаковые картины, как: «Отец», «Четыре дня в мае».

— Это мои редкие продюсерские проекты. Дело в том, что с годами я стал фаталистом. Я понимаю, что для того, чтобы что-то сделать, одного только «хочу»  — мало. Нужна страсть, нужна невозможность с чем-то мириться и согласиться. И тогда сама собой складывается ситуация, когда ты можешь что-то сделать, начинают писаться сценарии, появляются около тебя деньги, режиссеры, актеры.  

Полина Кутепова пришла на съемки «Отца» с повестью Андрея Платонова в руках… Съемки останавливали на два-три часа, потому что мы хотели понять, разобраться, что такое разлука на 5 лет, что меняется в людях, как сами люди меняются в течении этой странной формы жизни – войны, и режиссер Иван Соловов был терпелив к нам.  Почему после первых горячих объятий наступает пауза и потом только в конце первого разговора возникает теплота, и герой целует жену в люб, а не в губы, и как написано у Платонова: героиня касается место поцелуя рукой, как далекое воспоминание… Все это тонкая субстанция, а не просто роль в «сапогах» и военной форме…

-Но форма вам идет. Возникает такое ощущение, что гимнастерка приросла к вашему телу. То же самое происходит в фильме «Четыре дня в мае».

— «Военные» роли – особые, потому что в России память о последней войне еще жива, живы ветераны и поэтому эти роли налагают большую ответственность. В этом фильме мы говорили о том, что наши отцы и деды, прошедшие пять лет военного ада, остались людьми, сохранили моральные принципы, позволившие им вернуться домой, обнять жену, взять в руки ребенка и начать строить мирную жизнь. За какую бы цель мы не воевали, мы всегда остаемся отцами, сыновьями, мужьями. Война и военные условия не оправдывают подлости, предательства и жестокости. В берлинском Трептов-парке стоит памятник воину-освободителю, на руках которого маленькая немецкая девочка, символизирующая благородство и бескорыстие советского солдата, спасшего во время взятия Берлина от смерти немецкого ребенка. Этим фильмом мне хотелось поблагодарить наших отцов и дедов, которые ценой своей жизни защитили  нашу Родину и нас, родившихся после великой Победы.

— В том числе своего отца?

— Моему отцу было семь лет во время войны, он погиб уже в мирное время, будучи летчиком,  а вот два моих деда прошли фронт. Один так и не вернулся, а второго помню до сих пор, от него мне многое передалось. Сейчас много акций памяти. Например замечательная всенародная акция «Бессмертный полк», посвященная Дню Победы, которая прошла по всем городам. А вот когда георгиевскую ленточку прикрепляют к дамским сумочкам, вешают на машины и прочее — это меня коробит. Для меня память должна быть тихой. Ведь будет же никто громко кричать в церкви, разговаривая с Богом?!  Все интимнее, скромнее что-ли?  

Вернувшись к фильму «Отец» —  мой персонаж готов был пожертвовать собой во имя блага своих детей и того куска земли, на котором все они жили и трудились.  Судьба позволила ему остаться в живых и вернуться домой, но за четыре года войны дома все изменилось. Когда герой уходил на фронт – дочке был годик, а когда вернулся – пять. Поэтому она его не помнит, и говорит, что он не отец, и показывает на его же довоенную фотографию: вот —  настоящий папа. «Так это я!» — восклицает мой герой. И, тем не менее, он уже другой, совсем не тот, что был прежде, поскольку война меняет людей. Это история универсальная, поскольку люди продолжают воевать.

— Но ведь вы снимаетесь не только в российских фильмах, и в западных тоже. К великому сожалению мы узнаем о них в виде кратких информаций, а ведь это довольно интересная страница в вашей творческой биографии.

— В Европе для совсем молодой аудитории, как я говорю «для прыщавых» снимается всего 20%  фильмов, все остальное – для зрелых людей, тех, кому сейчас 40, 50, 60. В России зритель этого возраста ушел из кинотеатров. Наш кинематограф на 80% обслуживает проблемы молодежной аудитории, и актеру моего поколения это скучновато — и смотреть, и делать. Предложения же от европейских режиссеров, когда они поступают, как правило, отвечают моему сегодняшнему состоянию: человека сложившегося, воспитывающего детей, но ещё далеко не лишенного соблазнов, желаний и тревог.

—  Ваша продюсерская деятельность связана с какими-то творческими планами или вы хотите быть самостоятельным, независимым?

— Я не считаю себя продюсером в общепринятом понятии этого термина. Мое редкое продюсерство скорее напоминает семейное дело: на студии работает всего три человека, а картины выходят раз в четыре года.

— Но ведь деньги вы достаете? В основном, благодаря нелюбимой вами популярности?

— Да, мордой открываю дверь. Есть такое выражение у театральных администраторов: нужна морда! Тогда берут народного артиста и идут по кабинетам решать проблему… Хожу, доказываю, убеждаю.

— Это унизительно?

— Не скажу, что совсем унизительно, но филантропы встречаются все реже и реже, особенно в период кризиса.  

— Вы терпеливый человек?

— Я скорее – понимающий человек.

— А почему тогда вы так часто меняли театры? Искали своего режиссера, серьезных ролей?

— Да. Как всякий актер – хотел работать там, где интересно.

— Кажется, вы появились в театре на Малой Бронной, когда там еще был Эфрос?

— Нет, к сожалению.  Эфроса к тому времени ушли. Но театр я никогда не оставлял совсем. Ибо театр, спектакль — честнее кино и телевидения. Звучит третий звонок, гаснет свет и невозможно вернуться назад, невозможно попросить дубль и т. п… 3 часа с залом – сейчас, сию минуту, на наших глазах…  

— Вам трудно было входить в спектакль «Евгений Онегин»?

— Да, непросто.

— Ваш приход в театр имени Вахтангова связан с худруком Римасом Туминасом?

— Римас Туминас на сегодняшний день самая яркая звезда в театре. Театр без лидера – мертвый дом. А Римас Туминас – режиссер со своей позицией, со своей эстетикой. И когда лидера в театре нет, то это грустное, хаотическое зрелище. Я это знаю, потому что поменял не один театр. И когда  Малую Бронную покинул Эфрос, или из театра на Таганке ушли Любимова, то в репертуаре сохранялись те же спектакли, играли те же артисты, но пахло пылью, скукой и заброшенностью. То же самое было в МХАТ после ухода из жизни Олега Ефремова. Лидер – душа театра. И репертуар также выстраивается с определенной эстетикой. Спектакли разные, но уровень разговора со зрителем всегда высокий. Как пример – это существование таких разных и в то же время одинаково художественных спектаклей как «Онегин» Римаса Туминаса и «Бег» Юрия Бутусова.

— На мой взгляд, «Бег» — один из самых интересных и в то же время сложных спектаклей.

— Да, вы правы, хотя он требует от публики интеллектуального напряжения, расшифровки режиссерских символов и метафорического видеоряда. К тому же молодые артисты работают с колоссальной самоотдачей: Виктор Добронравов в образе Хлудова, Катя Крамзина, Валера Ушаков, Сергей Епишев, да собственно весь состав спектакля.  Сейчас в Москве вахтанговская труппа самая лучшая. Я знаю многих артистов, которые хотели бы оставить свои насиженные места и оказаться под крылом у Туминаса.

— И все-таки сегодня артисты, имея постоянную прописку в своем театре, находят время и для антреприз, и для телевидения, несмотря на репертуарную занятость, от чего немало страдает тот же худрук. Вот и вы выбираетесь для съемок за границу.

— Это моя  «шабашка» и не более. Я артист репертуарного театра и театральный сезон длится – 10 месяцев в году. Да, у меня уже восемь фильмов за 7 лет. «Дверь в Европу» мне открыл французский фильм «Концерт» режиссера Раду Михайлеану.  За фильм есть «Давид ди Донателло», номинация на Golden Globe и много прочих наград. Интереснейшая работа была в фильме «Святой и человек», где я сыграл Папу Иоанна Павла Второго. Но увидеть картину в России скорее всего не получится. Оригинальный язык фильма – английский, в России всего 600 тысяч католиков, страна — православная, поэтому наше телевидение вряд ли купит фильм. Какая-то часть из 1,2 миллиарда католиков во всем мире фильм наверняка посмотрела, так как первый показ был сразу же после церемонии канонизации. Из мной ожидаемого в этом году — фильм  «Идеал» Фредерика Бегбедера. По энергии я могу сравнить его разве только с Александром Миттой. Образованнейший человек, писатель, журналист, интеллектуал, наследник аристократического рода. Я ехал к нему в Париж с намерением отказаться от роли, но меня сразу предупредили, чтобы я не торопился, так как при личной встрече попаду под его обаяние. Что и случилось, когда мы стали с ним разговаривать о корнях сатиры. Когда он процитировал Салтыкова – Щедрина, я увидел его совершенно другими глазами и действительно попал под обаяние, но, тем не менее, сказал, что если ему нужен не клоун, а актер, то я хочу отвечать за все, что буду делать в кадре. Даже в фильме, в котором главным будет сатира, насмешка над современным обществом, мне нужен характер. Иначе, почему он приглашает на эту роль именно меня, а не любого другого актера, например, Жерара Депардье. «Нет, мне нужна твоя славянская сумасшедшая энергия», — ответил он. «Тогда напиши мне роль», — заявил я. Наша встреча произошла в субботу, а утром в понедельник я получил новый текст сценария, с переписанной на меня ролью.

Конечно, во Франции фильм Бегбедера посмотрят все. Как и «99 франков»  о рекламном бизнесе или «Любовь длится три года», этот фильм будет резким, смешным и умным. Высказывание о модельном бизнесе, о насаждаемом нам культе красоты и гламура, и о псевдоценностях современного общества. Кто сказал, что обязателен некий идеал лица, а если это не так, то надо немедленно делать пластическую операцию? Кто внушает нам каждый день, что мы должны делать подтяжки, убирать морщины, покупать новые кремы? «Не ретушируйте мои морщины – они мне дорого достались» — это говорила Анна Маньяни. Но машина косметического бизнеса ежедневно ездит по мозгам обывателю. Идеология физической красоты как символа жизненного успеха это своего рода фашизм. Уничтожение личности. Оттопыренные или сглаженные уши, по которым окружающие дают тебе оценку, решают, достоин ли ты внимания, ариец ты или нет. Я также как Бегбедер не люблю гладкие, неподвижные, перелицованные, извините, жопы вместо лиц. Иначе их не назовешь, когда видишь их в глянцевых журналах  — все одинаковые, сделанные под копирку пластическим хирургом. — Значит, вы владеете французским языком?

— Нет, французским я не владею, но весьма сносно говорю на английском. А играть я могу на любом языке, вплоть до японского. Для этого  выработал свою систему подготовки: на три месяца выключается телевизор, радио, в уши вставляется плейер с иностранным текстом, который через две недели распадается на слова, потом подключается педагог и вперед.

— Но для этого надо иметь хорошую память.

— Пока не жалуюсь. Конечно, мне везет на встречи. Поэтому возвращаясь к той же «Находке» я несказанно благодарен случаю, который свел меня с молодым режиссером Виктором Дементом. Он работал так, как не работают мастера, поскольку был готов к каждой сцене, и мои партнеры тоже играли замечательно. Я вообще не люблю работать в некомфортных условиях. Как только меня ставят в общую очередь, я тут же ухожу. И если раньше я не мог ответить, то теперь могу. При этом не буду закатывать истерики, грубить, просто грамотно отвечу, решив для себя: если смогу изменить ситуацию в нужную сторону, то еще раз попробую, а если нет – уйду.