Историческое содержание настолько тяжелое, что обрушило театральную форму, слишком легкую.

Театр совсем непритязательный, дебютантский. Спектакль задумывался как учебный, режиссер-педагог, студенты-актеры. У актеров энтузиазм и обаяние молодости, они нигде не фальшивят. Но этого мало, по сюжету пьесы они должны долгую жизнь прожить. К режиссуре претензий больше. Беглый монтаж (закопали трупы-сыграли свадьбу), банальные приемы – игры с предметами, поминутно музычка-танцы. Но если бы только это. В режиссуре главное не действие выстроить, а смысл. Тест на режиссуру – стихотворение Маяковского «Хорошее отношение к лошадям». Как можно ставить здесь «хи-хи» (лошадь на карачках с бумажными ушами), как можно не услышать в тексте контрапункт к главной теме (отношение к людям, соседям, одноклассникам)? И это не единственный пример смысловой глухоты. Переезд одного из однокласcников в Америку иллюстрируется песней “Go down Moses (Let my people go)”, как и в стихотворении Маяковского здесь серьезный, а не пустяшный текст, он прямо ложится в главную тему пьесы, он выводит тему «тьмы египетской» на библейский масштаб («И сказал Господь Моисею: пойди к фараону и скажи ему: так говорит Господь: отпусти народ мой»). Песня исполнена как эстрадная — белый котелок, гангстеры с пистолетами в подтанцовке. Опять хи-хи и ничего не кольнуло, никто не вздрогнул, хотя бы на миг. Павел Подкладов в восторженной рецензии на спектакль пишет о вахтанговском духе («легко-динамично» — http://i-podmoskovie.ru/teatralnye-podmostki/premery/7826-odnazhdy-letom-v-polshe.html), так вот вахтанговский дух в такие моменты обязательно споткнется, паузу сделает, в бездну заглянет, и только потом снова легко, снова динамично. Содержание все же пробилось через пунктирно-легкую режиссуру и высказалось само (с помощью одного актера, он оказался проводником). Подавляющее большинство зрителей слышит об этой истории впервые и зрительный зал был придавлен, это было заметно. Я уже видел эту пьесу на сцене, причем в постановке наиболее близкой к авторскому замыслу (в постановке варшавского театра «На воли», где автор пьесы Тадеуш Слободзянек был тогда художественным руководителем). Это был безрежиссерский спектакль (режиссеров было два) и отсутствие видимой режиссуры было более уместно и взрослые артисты вспоминали «наш класс», а не играли школьников тюзовскими звонкими голосами (http://lev-semerkin.livejournal.com/520795.html).Наш класс, это наша страна, наша проклятая страна, наш проклятый континент крестовых походов, столетних, тридцатилетних, первых, вторых и так далее войн. По разному вели себя одноклассники, когда пришла война, по разному сложились судьбы тех, кто войну пережил. А по большому счету – одинаково. У всех не сложились. Кроме одного, единственного, кто в истории не участвовал, к кому война не пришла и перед выбором не поставила. Он вовремя уехал в Америку (кто не мечтает уехать в Америку!, сказали одноклассники, одноклассники поляки еще мечтали отправить всех евреев на Мадагаскар). Там, в Америке он продолжил свой род (заселил землю потомством за себя и за всех одноклассников), а здесь оказалось проклятое, бесплодное место. Исключение подтвердило правило. Ведь это пьеса не про Америку (условную обетованную землю). А про реальную неАмерику, в которой прожили свои жизни наши родители и герои пьесы, на эту реальность автор смотрит с жестким, безжалостным пессимизмом.Так совпало, что роль исключительного персонажа сыграл исключительный актер, самый взрослый и опытный – Максим Севриновский. Его печальный взгляд со стороны был самым содержательным. Так часто бывает в театре, чтобы рассказать о правиле, надо рассказать об исключении, высказывание косвенное и неопределенное оказывается более содержательным, чем прямое. Он сыграл тему «зингеровскую», выходящую за пределы спектакля и за пределы пьесы (в пепельный ряд к Арсению Ковальскому в спектакле «Лиловый дым», к Розе Хайруллиной в «Шоше» и на вахтанговской сцене прекрасные примеры были – Владимир Этуш в «Закате», и есть – тот же Владимир Этуш в «Пристани», а вообще, продолжу в скобках, тема наследника по отношению к Максиму Севриновскому уже не в первый раз возникает).