Эдип и другие

Павел Подкладов, Подмосковье без политики от 24 ноября 2016

 

Премьера трагедии Софокла «Царь Эдип» — совместной постановки Театра им. Евгения Вахтангова и Национального театра Греции.

Если бы кто-то, пусть даже сам дельфийский оракул, предсказал, что мне придется утирать слезы на спектакле по древнегреческой трагедии, я бы не поверил. Но это произошло. Между тем, вначале — краткая историческая справка.

Дмитрий Трубочкин — помощник по творческим вопросам художественного руководителя Театра им. Евг. Вахтангова Римаса Туминаса, доктор искусствоведения и специалист по античному театру — большой друг художественного руководителя Национального театра Греции в Афинах Стафиса Ливафиноса стал инициатором постановки спектакля «Царь Эдип» — совместного проекта Вахтанговского театра и Национального театра Греции в Афинах. Премьера «Царя Эдипа» состоялась 29 и 30 июля 2016 года на сцене древнейшего амфитеатра Эпидавра, вмещающего 14 тысяч зрителей, на театральном фестивале в рамках программы культурных мероприятий года перекрестного укрепления многосторонних отношений России и Греции. Репетиции спектакля с актерами вахтанговского театра начались в Москве в январе 2016 года, параллельно шли репетиции Хора в Национальном театре Греции. В июле обе творческие группы соединились. Премьера в Афинах состоялась 22 сентября 2016 года на орхестре древнего театра Одеон Герода Аттика на юго-западном склоне Акрополя. Премьерные показы в Москве были приурочены к 95-летию Вахтанговского театра и состоялись 12, 13, 14 ноября 2016 года.

Итак, автор этих строк, будучи в здравом уме и трезвом рассудке, чуть ли не разрыдался на московской премьере этой трагедии, поставленной художественным руководителем Театра им. Евг. Вахтангова Римасом Туминасом. Кто-то иронически усмехнется: ах, какие все чувствительные! В самом деле, в наш вывихнутый век, когда от чтения ленты новостей порой волосы встают дыбом, тебе предлагают сказку про то, как некий предсказатель нагадал царю Фив Лаю, что его убьет собственный сын. Опасаясь этого, родители новорожденного отправляют того на смерть. Но ребенок не умрет, а станет приемным сыном царя Коринфа — соседнего города-государства. Приемыш вырастет, в свою очередь, обратившись к оракулу, получит еще более страшное пророчество о том, что убьет отца и женится на своей собственной матери. Он убегает в Фивы, женится на вдове Лая Иокасте и становится царем. На двадцатом году благополучного правления Эдипа в Фивах начинает свирепствовать моровая язва, сопровождающаяся неурожаем. По просьбе Эдипа брат его жены Креонт отправляется в Дельфы, чтобы узнать, как избавиться от этого бедствия, и приносит ответ пифии: кару богов навлек на город убийца Лая, и фиванцы должны изгнать его из своей среды. В конце концов, выясняется, что убийцей является не кто иной, как царь Эдип. Хрестоматийная, по меньшей мере, десяток раз виденная на сцене древнегреческая трагедия. А слезы льются. Отчего? Что мне Гекуба, что я Гекубе?

Наверное, человек только с возрастом начинает понимать: как бы он ни хорохорился, что бы ни планировал, всё в его жизни совершается помимо его воли, подчиняясь каким-то высшим законам, неведомым простым смертным. И что практически всё в его судьбе предопределено, «продуман распорядок действий и неотвратим конец пути». Эдип решил поспорить с Судьбой и избежать своей участи. Но все его попытки оказались тщетными. Произошло то, что должно было произойти. Неизбежность предопределенного человеку пути становится, пожалуй, главной темой спектакля Римаса Туминаса. Начинается действие с того, что на сцене резвятся девочки — дочери Эдипа, играя в кошки-мышки, а над ними уже парят жуткие черные птицы, тела и крылья которых как будто сотканы из праха. Глаза девочек завязаны, они не видят этих посланцев ада, весело смеются, оставаясь в счастливом неведении того, как, когда и куда повернется колесо их судьбы. А это колесо уже готово их раздавить, но до поры, до времени молча и равнодушно наблюдает за ними из своих пустых глазниц. И твое сердце исподволь начинает сжиматься от какой-то неизъяснимой тоски, как будто его стискивают какими-то страшными клещами. Тебя вдруг пронзает мысль, что и ты сам — такое же дитё, и глаза твои тоже завязаны. Ты несешься по жизни, веселишься, ходишь в театр, а черные птицы, быть может, уже кружат над твоей головой.

Но так ли слеп Рок, так ли «игрива» и непредсказуема Судьба в отношении человека, как кажется на первый взгляд?! Софокл, а за ним и Туминас утверждают, что эта непредсказуемость всегда имеет свои основания. Царь Фив Лай, опасаясь за собственную жизнь, отправляет своего новорожденного сына на верную смерть. Иокаста, его жена, ему в этом потворствует. Следует расплата: Лай гибнет от рук сына, а Иокасте судьба определяет такую участь, которой не видел еще белый свет! Заглавный герой пьесы, не мудрствуя лукаво, убивает в дороге путников, не зная, что среди них его отец. И, когда узнает об этом, то ужасается лишь тому, что свершилось предсказание оракула. Но о самом факте убийства простых, невинных людей даже не задумывается! Результат — Эдип становится одним из самых несчастных людей на Земле и ослепляет сам себя! Каждому — по делам его!

Но почему же плачет зритель? Только ли от осознания неотвратимости перста Судьбы для каждого, в том числе, для него самого? Думаю, что не только и не столько поэтому. Римас Туминас и его соавторы своим спектаклем призывают нас к состраданию. Герои Софокла, действительно, великие грешники. Но ведь и они достойны понимания и сочувствия. Ибо порой не ведают, что творят. «Милость к падшим призывал» — эти слова, наверное, можно отнести и к авторам спектакля. И ты, понимая этот призыв, просто по-человечески сочувствуешь героям, пытаешься разделить с ними их невероятное, неизбывное горе. И невольно берешь часть его на себя. И оно обрушивается на твои плечи, как лавина, как смерч. Наступает катарсис, становится трудно дышать…

Не знаю, есть ли у Римаса Туминаса какой-то сугубо профессиональный секрет воздействия на разум и эмоции публики, просчитывает ли он какие-то свои театральные ходы или руководствуется интуицией. Но в любом случае ты не можешь понять, почему комок подкатывает к твоему горлу, когда, например, Эдип совершает кульбит или подхватывает трагический музыкальный лейтмотив трагедии, беря в руки саксофон. Наверное, можно покопаться в себе и попытаться понять, на что отзываются «серебряные струны» твоей души? Но делать это не хочется. Так же, как поверять алгеброй гармонию 40-й симфонии Моцарта или баллад Шопена. Тут не до анализа. Хватило бы сил услышать и вместить в себя эти громадины…

Но, погружаясь в общую партитуру этой театральной симфонии, ты, безусловно, выделяешь блистательные, виртуозные партии отдельных «исполнителей». Адомас Яцовскис… Известный критик недавно сравнил его сценографию в «Царе Эдипе» с одним из величайших достижений мирового театра — «судьбоносным» занавесом Давида Боровского в любимовском «Гамлете». Таганский занавес стал полноправным действующим лицом шекспировской трагедии. Он направлял распорядок действий, противодействуя отчаянному стремлению героя соединить связь времен, отделяя, отсекая его от окружающего мира. Но, при этом, он все же не воспринимался как смертоносная сила, несущая людям зло. Зловещий образ рока, придуманный Яцовскисом, с самого начала расставляет всё на свои места. Открывается занавес, и ты видишь огромный — во всю сцену — буро-ржавый каток-колесо, сделанный то ли из железа, то ли из какого-то неведомого материала, напоминающего огромной толщины кожу. В нем вырезаны пустые глазницы, вызывающие аллюзии с бойницами крепостей, и ты понимаешь, что конец пути, действительно, неотвратим. Спасаясь от Судьбы, люди пытаются воспользоваться этими «глазницами», как ступеньками или выступами на скале, и взобраться на «спину» чудища, но оно безжалостно сбрасывает их вниз и преспокойно давит, как насекомых, не оставляя следов. И слой «кожи» катка становится все толще и толще, а само чудовище — еще более страшным и мерзким.

Оно, как мне померещилось в пароксизме ужаса, даже усмехается, глядя на своих жертв. Ну, а когда это страшное колесо под душераздирающую музыку буквально нависает над тобой, вжавшемся в кресло в первом ряду, тебя охватывает даже не священный ужас, а оцепенение и апатия. И ты начинаешь зримо представлять себе, что тебя ждет в аду… И это отнюдь не ерничанье или стеб. Шутить в данном случае нет никакого желания. Все очень серьезно. Ибо никому не избежать своей судьбы!

Визуальный образ спектакля дополняют костюмы Максима Обрезкова. Они не подчинены какому-то общему стилю, поэтому этот образ кажется, на первый взгляд, несколько эклектичным. Иокаста и Эдип облачены в роскошные современные одеяния «от кутюр», и только в финале к их одеяниям добавляются детали, похожие на оперение птиц, а Иокаста даже обретает огромные крылья.

Мужской греческий хор одет в строгие черные тройки мещан начала прошлого века, Креонт — в шикарный хитон и плащ-хламид, вестник Тересий — в мрачный и ветхий гиматий странника, телохранитель Эдипа, названный в программке воином, — в короткий воинский хитон с кирасой и сандалии. И только alter ego царя — несчастное, одинокое существо с обмотанной марлей головой, названное Домочадцем Эдипа, — одето в рваную нищенскую рубаху. Между тем, в этой кажущейся эклектичности есть свой особый смысл, подчеркивающий не только характерные особенности персонажей, но вневременную и лишенную географической определенности сущность происходящих событий.

Говорить о том, что музыка Фаустаса Латенаса в этом спектакле потрясает, не хочется. Вернее, хочется, но какими-то другими, не столь банальными словами. Её надо слушать. Великий литовский композитор всегда понимал Римаса Туминаса, как никто другой. И его музыка в каждом их совместном спектакле становилась полноправным действующим лицом зрелища. В «Эдипе» произошло удивительное явление. Каждый из творцов создал по- своему великое произведение, конгениальное одно другому, которые, наверное, произвели бы огромное впечатление и сами по себе. То есть, можно умозрительно представить себе, что спектакль Туминаса вполне можно было бы смотреть без всякого музыкального фона, а «эдипову симфонию» Латенаса — слушать как самостоятельное произведение в концертном исполнении. Но соединенные вместе они рождают третье чудо — необыкновенное, одухотворенное, величественное и, при этом, очень простое, щемящее и понятное любому человеку действо! Наверное, еще и поэтому спектакль способен вызвать слезы даже у самого жесткого прагматика. Интересна музыка греческого композитора Теодора Абазиса, написавшего песнопения для греческого хора. И если музыку Ф. Латенаса без всякого преувеличения и пафоса можно назвать произведением вселенского масштаба, то в греческих до мозга костей мелодических построениях Т. Абазиса как будто спрессовалась история и традиции, радости и печали его родной страны.

Трудно сформулировать, что «спрессовалось» в образах, созданных потрясающими актерами Театра им. Евг. Вахтангова. Но то, что они многослойны, ярки, пронзительны — безусловно! Эдип Виктора Добронравова архетипичен для любой эпохи и любой страны. Решительный и жесткий политический деятель, он уверен в себе, своем окружении и в том, что преданные своему правителю граждане, несмотря на временнее трудности и экономические неурядицы, поддержат его в любом деле.

Эдип, как и всякий другой набравший силу правитель, становится со временем непримиримым к инакомыслию и может поддаться внезапно обуявшему его гневу. При этом он вовсе не деспот, не диктатор. Напротив: он искренне желает благополучия своему народу, пытаясь понять их чаяния и называя их «несчастными детьми». Но, при этом, считает себя богоизбранным отцом народа и горестно укоряет этот самый народ, мол, мне бы ваши заботы! Между тем, оказавшись один на один со своей женой, Эдип оказывается человеком мягким и тянущимся к душевному теплу. Ушедший из отчего дома в Коринфе из боязни совершить предсказанные ему грехи, лишенный материнской ласки, он тянется к своей жене, способной его понять и направить. Наверное, этим и объясняется то, что его притягивает женщина, которая намного старше его. Несмотря на жесткость и уверенность в себе, Эдип В. Добронравова — человек неуравновешенный, амбивалентный и даже в чем-то похожий на ребенка. Подозрение в том, что он может оказаться тем самым убийцей отца и кровосмесителем, приводит его в неистовство! А когда все подтверждается, он напрочь лишается нравственной опоры и душевных сил. Виктор Добронравов великолепно играет разные сущности и состояния своего героя и процесс его прозрения, повлекший за собой душевную катастрофу и ту страшную кару, которую он себе выбрал. Причем, будучи человеком сильной воли, Эдип не позволяет себе легкую участь, каковой стало бы самоубийство. Его выбор — самоослепление, изгнание и муки до конца дней…

Виктор Добронравов в роли Эдипа — одно из самых сильных впечатлений спектакля. Талантливый артист, как мне представляется, совершил качественный скачок в своем творчестве и продемонстрировал не только высочайший уровень актерской технической оснащенности, но и способность глубочайшей психологической проработки роли и умение сыграть не только конкретные состояния своего персонажа, но и процесс его духовного развития.

Значительна и глубока Иокаста , которую сыграла народная артистка России Людмила Максакова. Царица мудра, дальновидна, немного надменна и, как всегда у Максаковой, загадочна и чуточку иронична, в том числе, и по отношению к самой себе. Она, без сомнения, с первых слов прорицателя Тиресия начинает прозревать. Но, прозревая, не хочет верить в очевидное и, оттягивая время, ждет окончательного приговора Судьбы. Хотя, наверное, если бы не Эдип, то Иокаста не стала бы ждать. Но любовь к этому молодому взбалмошному сыну-мужу заставляет ее до поры, до времени жить во имя его спасения. И только осознавая неотвратимость возмездия, она лишает себя жизни. Актриса, блестяще владеющая сложной стилистикой отчуждения от образа, как бы наблюдает за своей героиней со стороны, сопереживает ей, но в какой-то степени и осуждает. И за злодейство, совершенное в молодости, и за согласие стать женой юного Эдипа, и за то, что не разглядела в нем главное…

В который раз радует молодой актер Эльдар Трамов, который играет брата царицы Креонта, ставшего невольным «поджигателем» трагедии, произошедшей в Фивах. Вначале уверенный в себе красавец-царедворец, этакий игривый (может быть, даже чересчур) нарцисс, к финалу спектакля он тоже прозревает, на глазах превращаясь из мальчика в мужа.

Как всегда эмоционален и ярок народный артист России Евгений Князев в роли Тересия. Его слепой прорицатель упрям и независим. Зная историю Эдипа, он относится к тому если не с презрением, то с некоторым вызовом и поначалу наотрез открывается назвать имя убийцы Лая. Но, наконец, уступая настояниям народа и угрозам Эдипа, Тиресий заяляет: «Так знай же, Эдип, что ты — убийца своего отца! И ты же по неведению женился на собственной матери!» Евгений Князев, несмотря на печальную миссию своего героя, играет этого сурового правдолюбца смачно, задорно с каким-то отвязным драйвом вечного оппозиционера и искателя правды. Его как будто даже не страшит участь, которую ему может уготовить взбешенный Эдип, назвавший Тиресия продажным лжецом. Тиресий спокойно бросает ему в пока еще зрячие глаза последнее обвинение-прорицание: «Ты слеп, хотя у тебя есть глаза — но скоро ты их лишишься, так же как своей власти и богатства, и станешь изгнанником!».

Каждая, даже небольшая роль в этом спектакле простроена тщательно и интересно. Сейчас, спустя почти две недели после премьеры с удовольствием вспоминаются ярко и сочно «вылепленные» режиссером и актерами персонажи. Это: Вестник Олега Форостенко, возбужденный и воодушевленный возможностью возвращения в Коринф Эдипа; Пастух Рубена Симонова — мощный, как скала, вызывающий аллюзии с ветхозаветным Мафусаилом; печальный Корифей хора (Виталийс Семеновс) или буквально летающий по сцене, лишенный дара речи, преданный царю, как собака Воин (Павел Юдин).

Замечателен греческий хор. Глаза несчастных фиванцев, подавленных бедствиями, свалившимися на их город, полны ужаса и ожиданием новых напастей. Им остается лишь возносить молитвы богам в надежде на избавление от постигшего их горя. Люди жмутся друг другу, как бездомные собаки, пытаясь обрести душевное тепло и поддержку… Пронзителен Домочадец Эдипа (Максим Севриновский), которой в финале срывает со своей головы уродливую марлевую пелену и — доселе безмолвный — произносит душераздирающий монолог о кончине царицы:

Узнайте ж, как несчастная страдала:
Лишь в дом вошла, объята исступленьем,
К постели брачной ринулась она
И волосы обеими руками
Рвала.
…Рыдала над своим двубрачным ложем,
Где мужем дан ей муж и сыном — дети.

Потом следует его рассказ об ослеплении Эдипа:

Он бросился к двустворчатым дверям
И, выломав засовы, вторгся в спальню.
И видим мы: повесилась царица —
Качается в крученой петле. Он,
Ее увидя вдруг, завыл от горя,
Веревку раскрутил он — и упала
Злосчастная. Потом — ужасно молвить! —
С ее одежды царственной сорвав
Наплечную застежку золотую,
Он стал иглу во впадины глазные
Вонзать, крича, что зреть очам не должно
Ни мук его, ни им свершенных зол…

Лицо Домочадца искажает гримаса боли и отчаяния. Выходит царь. Его глазницы пусты и безобразны. Держа за руки своих дочерей, он молит печального Креонта отпустить его в изгнание и прощается с детьми: «Я вас не вижу, но о вас я плачу…» Звучит пронзительная музыка. Потрясенные случившимся жители Фив замирают с ужасом в глазах. Греческий хор поёт последние слова трагедии: «О, сограждане фиванцы! Вот смотрите: вот Эдип! / Он, загадок разрешитель, он, могущественный царь, / Тот, на чей удел, бывало, всякий с завистью глядел!.. / Значит, каждый должен помнить о последнем нашем дне, / И назвать счастливым можно человека лишь того, / Кто до самой до кончины не изведал в жизни бед».

Неумолимое и безразличное колесо судьбы застывает на заднем плане в ожидании будущих жертв.

Так заканчивается спектакль Вахтанговского и Национального греческого театров по трагедии Софокла о несчастном царе Эдипе, чудом избежавшем смерти в младенчестве, убившем своего отца, женившемся на собственной матери и ставшем братом свои детям.

Занавес закрывается. Сижу, не шевелясь, не в силах заставить себя аплодировать. В горле ком. На душе тяжело, как будто все, что видел, произошло лично со мной. Через несколько секунд оцепенение проходит, включаюсь в общий поток восторженных, неистовых оваций. Чувствую нечто похожее на счастье. Возникает даже еретическое ощущение, что поговорил с Богом.

P.S. По свидетельству пресс-атташе Театра им. Евг. Вахтангова, художественный руководитель Римас Туминас считает, что спектакль «Царь Эдип», вошедший в репертуар театра, может идти только с участием греческих артистов, т.е. так, как он был задуман изначально. Поэтому играть его будут в Москве и на гастролях только тогда, когда греческие артисты смогут присоединяться к вахтанговским.
Следующие спектакли в Москве состоятся 6 декабря и 18 и 19 января. 2 и 3 декабря его смогут увидеть зрители Санкт-Петербурга.

Автор выражает благодарность пресс-атташе Театра им. Евг. Вахтангова Елене Кузьминой за помощь в подготовке публикации.