Вахтанговский театр представляет: Страсти по «Дяде Ване»

Даниил Фридмар, www.thetheatrereader.com (Канада) от 25 июня 2017

Вчера в театре JohnBasset (Торонто, Канада) сочетание насыщенного текста Антона Павловича Чехова и безукоризненной актёрской игры Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова создало гениальное зрелище. Я более чем уверен, что работа Римаса Туминаса над постановкой «Дяди Вани» и тот гром аплодисментов, которым провожали зрители спектакль, способны призвать самих Вахтангова и Чехова насладиться этим подлинным шедевром.

Пьеса «Дядя Ваня», весьма натуралистическая, повествующая о том, насколько нелепой и абсурдной может оказаться жизнь человека, содержит множество пространных диалогов, которые требуют внимания и понимания. Актёры Театра Вахтангова помогают зрителям проникнуть в смысл и абсурдность происходящего с помощью пластического рисунка, манеры движения и особых линий поведения. Когда это сочетание производит особенно яркий эффект, аудитория разражается хохотом. Вахтанговский театр прикоснулся к струнам человеческой психологии, заставил замешательство выразиться в смехе.

Необходимо особо отметить взаимоотношения между дядей Ваней (Сергей Маковецкий) и его племянницей Соней (Мария Бердинских). Эти герои принадлежат к разным поколениям, но их взгляды на жизнь идентичны. Оба хотят добиться чего-то большего в жизни: обрести смысл, любовь, красоту… вместо этого их мучает повседневная рутинная работа. И всё-таки Соня ещё юна, ей свойственны амбиции и наивность молоденькой девушки, в то время как дядя Ваня вот уже 25 лет работает в имении, чтобы у профессора Серебрякова (Владимир Симонов) было достаточно денег на работы и исследования. Тем более замечательно, насколько силён финальный монолог пьесы, который произносит Мария Бердинских. Дядя Ваня в последний раз говорит, как он устал и как несчастен. И тут оказывается, что Соня, юная наивная Соня, полностью осознаёт своё отчаяние. Её речь о том, что и она удивительно несчастна, но что она не оставляет надежды, что в конце Господь улыбнётся и ей, и она отдохнёт, разрывает сердце.

Вахтанговский стиль игры, абсурдность, сочетание несочетаемого обращается в неповторимую красоту игры Бердинских и Маковецкого. Во время полного отчаяния монолога Бердинских весело жестикулирует, вскидывает руки, взбирается на стол… В то время как Маковецкий замирает. Договорив, Соня тянет дядю Ваню в центр сцены, пытается танцевать с ним. Но Войницкий словно без сознания, он движется, как робот.

Этой подчёркнутой отрешённостью, замиранием Маковецкий показывает, как дядя Ваня выгорел изнутри. Ничего не осталось, он пуст. И теперь холоден и безразличен даже к самым сильным речам племянницы. И Соня сдаётся, оставляет попытки растормошить его. Дядя Ваня медленно, механически идёт в глубину сцены, погружается в темноту.

Сценография Адомаса Яцовскиса поддерживает актёров не только в этом эпизоде. Обстановка кажется очень простой: слева диван, справа стол и стулья. Очень многое решает свет. Авансцена ярко освещена, а в глубине сцены игра теней скрывает актёров: персонажи появляются перед зрителями и исчезают бесшумно, словно призраки.

Я рекомендую всем театралам посмотреть этот спектакль. Действие идёт на русском, но субтитры на экране над сценой, делают его абсолютно доступным для иноязычной аудитории.