Премьера спектакля «Очарованный странник» в Театре имени Евг. Вахтангова

Вахтанговский театр продолжает удивлять и радовать своей необычайной творческой активностью. Сравнительно недавно, торжественно открыв новое помещение — Симоновскую сцену, — он в ноябре и декабре обрушил на зрителей каскад спектаклей, назвав эту акцию «Парадом премьер». Одну из таковых — спектакль «Очарованный странник» по повести Николая Лескова в постановке Натальи Ковалёвой — удалось посмотреть нашему обозревателю.

Метаморфоза

Начну с «вешалки». Благодаря усилиям неуёмного и семижильного директора вахтанговского театра Кирилла КРОКА, главного художника Максима ОБРЕЗКОВА и всей их команды довольно унылый, неказистый зрительный зал бывшего Театра Рубена Симонова превратился в уютное, стильное камерное помещение с прекрасной сценой и небольшим залом в форме амфитеатра. Думаю, что о таком театральном обиталище постановщики экспериментальных, студийных и камерных спектаклей могли только мечтать. Неслучайно за сравнительно небольшой период времени после ввода в эксплуатацию Симоновской сцены на ней выпущено уже три премьеры и готовятся еще три!

«Картинка»

Художник Максим Обрезков создал для «Очарованного странника» лаконичную «вневременную» декорацию, отделив игровое «поле» первого плана от некоего «пустого пространства», обозначив им то ли Ладогу, по которой плывет лесковский пароход, то ли омут, то ли бездну, то ли «медленную Лету» (а, может быть, и все вместе). Над этой пустотой он подвесил на цепях раскачивающуюся доску, символизирующую зыбкость человеческого бытия.

В качестве задника художник оставил мощную голую кирпичную стену здания, как знак стойкости и постоянства, незыблемости и неприступности, защиты и опоры. Но, при этом, — и как символ жесткого ограничения, духовной неволи и преград, на преодоление которых направлены нравственные искания главного героя. Ближе к финалу спектакля эту стену закроет большой белый занавес — знак духовного очищения героя… Максим Обрезков придумал также интересные костюмы персонажей спектакля — простые, но, при этом, яркие, запоминающиеся и точные по сути. Вообще надо сказать, что визуальный ряд спектакля: декорация, костюмы, мягкая световая партитура (художник по свету Александр МАТВЕЕВ), грим Ольги КАЛЯВИНОЙ, — если не идеальны, то безупречны!

Музыка

Лев Николаевич Толстой когда-то назвал музыку «стенографией чувств». Если под стенографией понимать некую гармоническую интерпретацию душевных порывов персонажа, то это выражение применимо и к созданной для «Очарованного странника» дивной музыке Фаустаса ЛАТЕНАСА. Как и в любом другом спектакле с участием этого выдающегося композитора, музыкальный ряд служит не только иллюстрацией, но становится полноправным ингредиентом, а порой даже движущей силой действия. И, при этом, никогда не подминает под себя зрелище, а лишь способствует более глубокому эмоциональному осмыслению зрителем происходящего на сцене.

Если в «Эдипе» Латенас создал мощную трагическую симфонию мировой скорби, то в «Очарованном страннике» лейтмотивом действия становится звучащая на протяжении всего спектакля «песня души» героя — тихая, нежная, отчаянная, залихватская, печальная и порой безысходная. Известный мыслитель позапрошлого века сказал: «Музыка побуждает нас красноречиво мыслить». Осмелюсь добавить к сказанному лишь то, что в вахтанговском спектакле музыка Фаустаса Латенаса побуждает нас молчаливо, но страстно сопереживать. Кстати, как сказал Фаустас Латенас на импровизированной пресс-конференции после первого показа спектакля, музыку ему предложила режиссер. Она принесла диски с его же записями и на их примере объяснила, что именно хотела бы услышать в своем «Очарованном страннике». На основе этих прослушиваний и родилась оригинальная «мелодия» спектакля.

Режиссер

Признаюсь, что шёл на спектакль Натальи КОВАЛЁВОЙ с некоторым трепетом. Во-первых, потому, что её первая режиссёрская проба на Новой вахтанговской сцене по пьесе Тадеуша Слободзянека «Наш класс» меня не просто восхитила, но потрясла и пронзила. И было бы обидно, если новая работа оказалась бы не столь яркой и впечатления оказались бы менее значительными. Кроме того, я опасался повторений режиссерских приемов и актёрских приспособлений. Спектакль «Наш класс» создан в стилистике, напоминающей «вихревые» действа времен расцвета любимовской Таганки (что вполне понятно, поскольку Наталья Ковалева прослужила там тридцать лет). Такая форма не предусматривала «сольных партий», и главным действующим лицом становилась команда школьного класса. Поскольку сценическое воплощение повести Лескова явно предполагало иной стиль, то было интересно, что предложит режиссер на этот раз.

Наталья Ковалёва нашла особую форму театрального действа, в котором яркий игровой, условный театр сочетается с глубочайшей психологической простройкой каждой роли и, прежде всего, образа главного героя. Необычное и даже в определенной степени эклектическое сочетание игрового и психологического театра в одном «флаконе» дало необычный результат. Оно оказалось важным и интересным не только с чисто театральной точки зрения, но и определило смысловую основу спектакля, обострило конфликт двух разных сфер: с одной стороны, мира духовных исканий главного героя, с другой — приземленных и порой темных страстей окружающих его людей.

Чередой проходят перед мысленным взором Ивана Северьяныча образы тех, с кем его свела жизнь. Воспоминание, которое «свой длинный развивает свиток», насыщено событиями — забавными, печальными и даже трагическими. Между тем, это вовсе не означает, что действие спектакля мрачно и беспросветно. Напротив, в этом драматическом повествовании много тончайшего, изысканного юмора, ярких, броских и даже гротескных эпизодов, позволяющих артистам с блеском проявить свою искромётную вахтанговскую «закваску». Иногда, правда, они немного заигрываются, и тогда им немного изменяет чувство меры. Но в целом границы хорошего вкуса не нарушаются. Режиссер точно выстраивает темпоритмы спектакля: неторопливое и вдумчивое действие периодически «взрывают» яркие событийные коллизии или вспышки неукротимых страстей героев. Поэтому литературно-театральное сочинение под названием «Очарованный странник» на протяжении почти двух часов не дает зрителю «роздыха» и смотрится на одном дыхании. И ты погружаешься в него с головой, к своему изумлению открывая в давно знакомом произведении какие-то ранее скрытые для тебя грани.

 Движение

Режиссер остроумно мизансценировала эпизоды спектакля на сравнительно небольшом игровом пространстве. На двух дощатых станках, установленных на разных уровнях органично «умещаются» и палуба парохода, и бескрайняя степь, по которой гарцуют прекрасные лошади, и татарская юрта, и дом аристократа-князя, и гостиная одинокой дамы. А между сценой и амфитеатром зрительного зала — все та же гладь озера, в которое иногда заглядывают герои. Тщательно продуман и скоординирован с параметрами площадки и пластический рисунок спектакля. Здесь важен каждый жест, шаг, поворот головы и даже взгляд персонажа. Актеры, судя по всему, это хорошо понимают и действуют на сцене исключительно точно, с большим достоинством соблюдая определенный режиссером рисунок.

Слово

После пресс-показа «Очарованного странника» автор этих строк имел удовольствие обменяться мнениями по поводу лесковского языка с замечательным актером Санкт-Петербургского МДТ, народным артистом России Сергеем КУРЫШЕВЫМ. Он написал мне так: «Язык потрясающий, делающий предметы, чувства, события зримее и глубже. В освоении этого языка, мне кажется, ключ к роли и к игре в целом». Думаю, что Наталья Ковалёва, работая над инсценировкой и спектаклем, руководствовалась той же точкой зрения. Недаром на пресс-конференции после показа она произнесла замечательную фразу: «Вкусное русское слово Лескова!» Поразительно, но ей удалось в своей инсценировке сохранить и благодаря замечательным актерам донести до зрителя не только эту «вкусность» языка, но и охватить почти за два часа практически все сюжетные коллизии произведения! Признаюсь, что после показа спектакля я перечитал повесть Лескова и пришел к выводу, что Наталья Леонидовна нашла «золотую середину», оставив почти в неприкосновенности содержательную линию и, как бы «крамольно» это ни прозвучало, не перегрузив свое театральное повествование большим количеством текста.

Не знаю, какие режиссерские методы работы над сценической речью использовала Н. Ковалёва, но, признаюсь, что я давно не ощущал столь бережного отношения к слову со стороны всех без исключения артистов. Надеюсь, что не только я чувствовал искреннюю любовь вахтанговцев к произведению великого писателя и вообще к русской речи, а также их чисто профессиональное наслаждение роскошным, богатым оттенками лесковским языком. Именно такое отношение и позволило им поведать зрителю цельную и захватывающую историю, в которой все действующие лица, сохраняя индивидуальные черты, превращаются в некоего единого рассказчика. Думаю, что в этом смысле молодежи помогли опытные мастера, которые, смею предположить, с радостью откликнулись на предложение режиссера принять участие в этой затее!

Актёры

Начну очередную главку этой заметки именно с мэтров. Но прежде не могу не вспомнить о том, с каким воодушевлением год назад отозвался о первом спектакле Натальи Ковалёвой «Наш класс» и занятых в нем молодых студийцах замечательный вахтанговский актёр заслуженный артист России Анатолий МЕНЬЩИКОВ. В его небольшом комментарии в социальной сети чувствовались и потрясение творческим и гражданским поступком своих коллег, и восхищение их блистательной игрой. Поэтому его появление в нынешней работе было вполне ожидаемо. И, тем не менее, стало сюрпризом.

Потому что опытнейший артист, сыгравший больше ста ролей в своем театре, в «Очарованном страннике» прожил все свои роли (а их у него здесь целых четыре!) с таким воодушевлением, драйвом и смаком, что смог дать сто очков вперед любому представителю племени «младого, незнакомого»! Во всех своих небольших, но значимых ролях (барин с дитём, несчастный отец Груши, матрос и особенно Хан Джангар) артист порадовал виртуозным мастерством перевоплощения и гротесковым вахтанговским блеском. Кроме того, предполагаю, что участие в спектакле этого признанного мастера художественного слова оказало неоценимую помощь молодым артистам в деле освоения ими грандиозного и — опять вспомню дивное выражение Натальи Ковалёвой — «вкусного» русского слова Лескова.

Залогом успеха спектакля стало участие в нем тонкого и трепетного артиста, еще вполне молодого, но опытного мастера Олега ЛОПУХОВА. Он сыграл своего монаха пронзительно: умно, вкрадчиво и, при этом страстно. В этом монахе, причиной смерти которого стал главный герой еще в отроческие годы, нет никакой укоризны и, тем более, желания отомстить Ивану Северьянычу.

Он его просто предупреждает о грядущих мытарствах, давая «знамение в удостоверение» и потом на протяжении практически всего действия сопровождает его, искренне сострадая грешнику, не ведавшему, что сотворил,. Мне даже показалось, что монах в исполнении Олега Лопухова — наверное, в силу особых человеческих качеств артиста — оказался более мягким и добросердечным, чем у Лескова. Хотя и чувствующим обиду на Голована за то, что ему пришлось уйти в мир иной без покаяния.

Ярко и сочно играет своих персонажей Денис САМОЙЛОВ. Его развеселый вор и мошенник Цыган с ножом и белыми зубами, которые «да так ночью середь черной морды и сверкают», восхищает драйвом, удалью молодецкий и самоуверенным нахальством. От такого гулливого и безбашенного субъекта в любую секунду можно ожидать всего, что угодно: и дружеской помощи, и ножа в спину. Не знаю, с кого «списывал» этот образ молодой актер, но то, что они вместе с режиссером попали «в десятку», абсолютно точно!

Строг и, при этом, немного курьёзен замечательный артист Юрий ПОЛЯК в не очень свойственной ему роли растерянного, мягкотелого улана-ремонтёра (в переводе на современный язык — интенданта). Тех, кто видел этого статного и мощного красавца в прежних ролях, наверное, удивит этот странноватый персонаж, о котором Голован вспоминает так: «…руки в боки, осанистый… силы в нем, может быть, и нисколько нет, а форсисто». Странная «марионеточность» его повадок в сочетании с застывшим невеселым выражением лица не столько смешна, сколько трагикомична, что абсолютно совпадет с лесковским образом. И этот персонаж — лишь один из примеров сочетания в спектакле разных театральных стилей, что делает его столь привлекательным и «изюмистым».

Яркий и запоминающийся персонаж получился и у Владимира ШУЛЬЕВА, сыгравшего шального и «отвязного» барина-пьяницу. Артист демонстрирует прекрасное владение телом, его пластика необычна, гротескна и парадоксальна. Хотя, на мой взгляд, это как раз тот случай, когда стремление к острой характерности привело к некоторому «перехлесту» в смысле границ вкуса. Поэтому, наверное, этот персонаж выглядит несколько одноплановым и вызывает эмоциональное отторжение.

Превосходно сыграл своего князя Владимир ЛОГВИНОВ. Этот «пылкий, но переменчивый» жуир, дамский угодник, прожектёр, «коварный изменщик», порхающий по жизни, как беззаботный мотылёк, наверное, должен был вызвать у зрителя если не ненависть, то презрение. Но почему-то не вызывает (да простят меня режиссер и артист, если я чего-то недопонял или «недочувствовал» в их трактовке). Несмотря на его легкомыслие, легковесность и неверность по отношению к женщинам, ты, как это ни парадоксально, обнаруживаешь в его чертах какое-то подобие порядочности: незлобивость, отсутствие скупости, мелочности и мстительности и т.д. (Замечу, что даже брошенная им бывшая дама сердца, судя по всему, тоже сохраняет к нему если не привязанность, то доброе отношение и снисходительную мягкость).

Не понял князь лишь того, что любовью таких женщин, как Грушенька, шутить нельзя! Кстати, надо отдать должное артисту: он сумел превосходно сыграть «голубую кровь», что очень редко удается его коллегам по профессии.

Так получилось, что в этом жёстком мужском спектакле всего две женщины. Но зато такие, за которых, не колеблясь, можно, подобно доктору Фаусту, продать душу дьяволу! (Прошу прощения у набожных читателей за такую жуткую шутку!) Моей любимице Полине КУЗЬМИНСКОЙ в своих небольших ролях удалось сыграть две не похожие друг на друга драматические женские судьбы, которым ты сопереживаешь до сердечной боли. Это и юная субтильная, несчастная, неустроенная, обиженная судьбой, неприспособленная к жизни дама, у которой бывший муж забрал её дитя. И которой остается уповать лишь на то, что улан окажется порядочным человеком и не бросит её. И в повести Лескова, и в спектакле этот образ намечен лишь легким штрихом. А вот поди ж ты: не забывается, не уходит из памяти сердца до сих пор, спустя неделю после показа…

Совершенно иной предстает перед зрителем Евгения Семёновна — женщина редкой красоты, грации и благородства, родившая в свое время князю дочку, но брошенная им. Правда, режиссер вместе с актрисой трактуют этот образ не совсем так, как написано в первоисточнике. У Лескова эта женщина не способна бороться с обстоятельствами. Она даже говорит о себе: «Прохладная кровь с парным молоком». Но не такова Полина Кузьминская, чтобы играть «прохладную кровь»! Её героиня, наверное, действительно, мирится с тем, что князь ее бросил, понимая, что насильно мил не будешь. Но ее таинственная, обворожительная улыбка и загадочный взгляд позволяют надеяться, что у этой потрясающей женщины всё ещё впереди. И что она встретит на своем жизненном пути если не представителя «голубой крови», то хотя бы улана-ремонтёра — не богатого, не знатного, но порядочного и преданного ей всей душой.

Ярчайший образ создает столь же юная, как и ее партнерша, актриса Ольга БОРОВСКАЯ в роли Груши. Иван Северьяныч говорит о ней: «Вот она где настоящая-то красота, что природы совершенством зовётся». Добавлю от себя: вот она где настоящая-то сжигающая душу страсть, вот она где любовь, которая способна на всё, даже на убийство!

Свидетельство тому слова Груши, сказанные Флягину: «Если я еще день поживу, я и его, и ее порешу, а если их пожалею, себя решу… убью свою душеньку». Молодая, необыкновенно красивая актриса играет свою героиню именно такой, как написано у писателя: пылкой, огневой, непримиримой, бескомпромиссной, брошенной, но не униженной. Потрясают ее глаза, которые не просто светятся, но буквально пылают страстью. И эта страсть может испепелить своим огнем кого угодно!

И, наверное, ты даже можешь если не оправдать, то хотя бы понять князя: рядом с таким «вулканом» жить поистине невыносимо. Тем более, что у Грушеньки, выросшей в вольном таборе, в сердце нет ничего иного, кроме всепоглощающей любви. Особая статья — необыкновенный голос актрисы и романс, который она поёт. Описать это обычными словами невозможно. Остается пожалеть, что к заметке нельзя присовокупить звуковой файл с записью. Не могу забыть и блистательно придуманный и исполненный танец Груши, за который благодарно кланяюсь хореографу Ирине ФИЛИППОВОЙ.

Странник

Признаюсь: когда я узнал о принятом в вахтанговский театр новом артисте среднего возраста, а потом увидел его фотографию, то подумал, что ему придется выдержать жесткую конкуренцию в среде ведущих актеров его поколения. Речь идет о заслуженном артисте России Игоре КАРТАШЁВЕ. Первой его ролью в театре им. Евг. Вахтангова стал несчастный король Эдуард IV в блистательном спектакле Автандила Варсимашвли «Ричард III». Но в том страшном, инфернальном персонаже с выбеленным лицом было трудно разглядеть до конца, на что способен артист. Хотя из прессы я узнал, что личность этого человека весьма незаурядна. По первой профессии он художник. Потом закончил Щукинкское театральное училище и работал в Театре им. Рубена Симонова, сыграв несколько больших ролей, и даже получил звание заслуженного артиста России. Кроме того, Игорь пишет замечательные романсы на стихи великих поэтов. Признаюсь, услышав некоторые из них в его исполнении, я был немало воодушевлен.

Тем не менее, увидев в программке «Очарованного странника» напротив имени главного героя его фамилию, я насторожился. Но, как бы это ни показалось неправдоподобным, после первой же реплики понял, что вижу на сцене выдающегося артиста! Дальнейшее лишь подтвердило первое впечатление. Наверное, эти слова покажутся банальными, но в его игре не было игры. И это было даже не совсем то, что принято называть «проживанием роли», а нечто неизмеримо большее. Может быть, это и есть озарение, то самое, которое Петр Наумович Фоменко называл «разговором с Богом»…

Это была принародная исповедь почти святого человека — не блаженного юродивого, а вполне земного, испытавшего в жизни неимоверные тяготы и невзгоды, которого «били и все никак еще не добили». Который совершал — порой не по своей вине — смертные грехи, но остался чистым сердцем и поэтому узрившим Бога, милостивым, которому суждено быть помилованным, уповающим на искупление грехов за доброту. Поэтому поверять алгеброй гармонию и анализировать с театроведческих позиций этот выплеск одинокой, но не сломленной, высокой человеческой души невозможно. Чтобы всё это понять, надо отрешиться от суеты, прийти на Старый Арбат, войти в здание Симоновской сцены и впитать душой потрясающее действо, созданное Натальей Ковалёвой со товарищи. Которое вслед за великим русским писателем повествует о величии бессмертной человеческой души, призывает делать добро, не терять надежду, нести свой крест и верить. Повествует оно и о нашей многострадальной родине, о которой плакал инок Измаил, сиречь Иван Северьянович Флягин…

Почти в самом конце своей исповеди он говорит: «И даны были мне слезы, дивно обильные!..» Автору этих строк на вахтанговском спектакле тоже были даны слёзы. Я был счастлив и не стеснялся их.

Павел Подкладов Фото Александры Авдеевой, Валерия Мясникова