Российский Национальный академический театр имени Вахтангова возвращается после ошеломительного успеха пьесы «Евгений Онегин», поставленной в 2015 году. На этот раз – с пьесой о суровой судьбе бедных евреев Восточной Европы на заре двадцатого столетия.

Впервые нам довелось лицезреть мастерство российского Государственного академического театра имени Вахтангова еще в 2012 году, когда труппа представила Великобритании свою незабываемую версию спектакля «Дядя Ваня». Так вышло, что премьера спектакля состоялась всего через несколько дней после широко освещаемой в СМИ британской премьеры постановки той же самой пьесы. Контраст был настолько разительным, что становилось неловко. Английский подход к постановке материала Чехова был, безусловно, деликатным и вкрадчивым, но захламленным и ограниченным рамками реализма. Русские взялись за постановку той же пьесы с мрачным возбужденным самозабвением, создав своего рода экспрессионистский фарс, стреляющий точно в сердце Чеховского взгляда, демонстрировавшего, что апатичное отчаяние и сумасшедшее веселье зачастую являются двумя сторонами одной медали.

Такая разрывающая жанры смелость подхода, а также чувство того, что артисты труппы действительно вложили душу в свои спектакли, снова ощущаются в «Улыбнись нам, Господи», глубоко вдохновенной постановке литовского художественного руководителя театра Римаса Туминаса. Разница в том, что на этот раз они представляют неизвестную английской публике русскую классику (как было с «Дядей Ваней» и «Евгением Онегиным» в 2015 году.) «Улыбнись нам, Господи» — трогательная постановка, наполненная хорошим юмором, адаптированная из двух романов земляка Туминаса, Григория Кановича, повествующая о невзгодах бедных евреев Восточной Европы на заре двадцатого века.

Пьеса получилась сказочным, созерцательным путешествием, прерываемым все более сюрреалистичными препятствиями, неспешный ход которого (спектакль идет три часа 20 минут, с антрактом) пронизан тревожной музыкальностью. Эфраим Дудак (притягательно ворчливый Сергей Маковецкий) – упрямый старый каменотёс, дарит остатки своей заботливости любимой козе (обворожительно сыгранной Юлией Рутберг в белом платье). Но вдруг приходит весть о том, что его сын арестован за убийство губернатора Вильнюса. С тяжелым сердцем Эфраим прощается с козой и отправляется в Вильнюс на конной повозке с парой друзей.

По дороге этому разношерстному трио доведется пуститься в размышления о жизни, смерти, детях и всей проклятой кутерьме, однако их рассуждения всегда уходят корнями в личный опыт героев. «Дети стреляют в тебя год за годом, вместо того, чтобы добить одним выстрелом сразу», — заявляет Эфраим. Виктор Сухоруков великолепен в роли Авнера, потерявшего семью и лавку при пожаре и ставшего нищим-попрошайкой. Кажется, его судьба заклеймена и отягощена его биполярностью. Исступленная, полная отчаянной надежды игра Сухорукова улавливает абсурдность и трогательность маниакально-депрессивного героя, мечтающего переродиться в клен и задающего такие вопросы, как: «Почему среди птиц и зверей нет нищих?»

Герои подбирают загадочного ловкача, который молотит по воздуху тростью, слепота которого, однако, явно весьма избирательна (в забавном исполнении Виктора Добронравова), и таинственного, облаченного в черное человека с пустым футляром для скрипки, способного стоять на горящих углях самодельной бани не обжигаясь. Люди делятся на тех, кто проживает жизнь, чувствуя, как они неуклонно приближаются к своей могиле, и тех, кто похож на этого героя, заявляющего: «Я возвращаюсь с кладбища», достигая своего рода свободы путем безжалостного отказа от уз семьи и национальности.

Нападение волков напоминает погром, когда мародерствующие звери роются в куче местечковой утвари, из которой состоит повозка. В каждом всплеске сумасшедшей энергии постановки всегда таится тонкий смысл. Гениальность постановки, завершающейся с леденящим кровь блеском, неспешно закрадывается в душу. Я бы не сократил спектакль ни на минуту. Это – пища для духа.