«Улыбнись нам, Господи» в «Барбикане»

Амелия Форсбрук, Exeunt от 4 марта 2018

Паломничество и экзистенциальные сомнения: Амелия Форсбрук рассказывает о выступлении Государственного академического театра имени Вахтангова в «Барбикане».

Человек может пройти очень долгий путь, даже не сходя с места. Таков посыл спектакля Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова, основанного на двух романах литовского писателя Григория Кановича.

История рассказывает о трех бедных евреях и их путешествии в повозке из их маленького рыночного городка (штетла) в столицу Литвы. На первый взгляд, стержнем рассказа является задача одного из путников прибыть на суд над его сыном, но под этой оболочкой бушуют темы паломничества и экзистенциальных сомнений, а Вильнюс провокационно именуется «Иерусалимом для тех, у кого нет ни сил, ни денег добраться до Земли Обетованной».

По мере развития этих переплетающихся, многослойных путешествий становится понятно, что никто на самом деле никуда не движется. Эфраим Дудак, Шмуле-Сендер Лазарек и Авнер Розенталь, роли которые исполняют Владимир Симонов, Алексей Гуськов и Виктор Сухороуков, начинают свое путешествие бедняками и заканчивают его так же. Криками и мольбами, обращенными друг к другу и к Богу, они испытывают на прочность границы своего положения. Они горестно сравнивают свою незавидную участь с участью козы, которой не приходится побираться за едой, и кобылы, неспособной поведать о своей бедности и горести. В жизни и смерти, в пробуждении и в работе, дома и на священной земле персонажи находятся в плену своего заранее определенного статуса. Как горестно изрекает Эфраим, «когда мы умрем, мы будем теми же, кто мы есть сейчас».

Но Римасу Туминасу, художественному руководителю Театра имени Евгения Вахтангова, удается привнести в эту выразительную историю глубокой нищеты изящество. Возможно, в основе повествования и лежат страдание и голод, но их тематическое влияние не слишком распространяется на стиль представления. Программки пестрят хвалебными отзывами и наградами, и уровень игры вполне им соответствует. Сухоруков, в частности, восхитительно смотрится в роли паломника-зеленщика, мечущегося между приступами молчаливой тоски и шекспировским шутовством. Язык его экспрессии и безграничная живость мимики делают супертитры над его головой почти ненужными.

На протяжении всего спектакля режиссура Туминаса насыщает горестные истории определенным величием, а сцены жизни ветхой деревни выглядят роскошно благодаря слаженной работе почти сорока актеров, заполняющих сцену. Главные герои обмениваются многозначительными поговорками с достоинством, превышающим их общее чувство гордости, громко и грозно. Развязная музыка композитора Фаустаса Латенаса привносит в пьесу ощущение эпических злоключений, как народный танец вприсядку добавляет культурного богатства этому пессимистичному приключению.

Декорации Адомаса Яцовскиса яростно подчеркивают религиозную природу путешествия, представляя собой многослойную и многогранную версию истории иудаизма. Высокая, грубо собранная стена, занимающая почти всю заднюю часть сцены, немедленно вызывает в памяти границы, сдерживавшие еврейский народ на протяжении многих лет – гетто и лагеря в буквальном смысле и оскорбления и гонения – в переносном. В пьесе есть важная сцена, в ходе которой персонажи пытаются избежать этого разделения. В другой момент женщины и мужчины выстраиваются в ряд, чтобы помолиться у этой стены – разделение по половому признаку служит явным напоминанием о Стене Плача в Иерусалиме и идее паломничества.

За всем этим страданием и упорством, кажущимся напрасным, в работе Туминаса скрывается клоунада вкупе с бьющим через край добродушием. В спектакле есть очаровательная сцена, полная визуальной комедии, в которой Эфраим ведет свою козу на дойку. Коза в исполнении Юлии Рутберг в одном носке, одной черной туфле и с колокольчиком на шее неуверенным шагом вперевалку идет к своему хозяину, держа по чашке в каждой руке, а после того, как дело оказывается сделанным, озаряется непосредственной и безграничной радостью. Несмотря на бесплодность чаяний героев, обилие странной веселости оказывается самым запоминающимся аспектом пьесы, богатой на стиль и полной юмора висельников.