За 200 лет можно было и позабыть. Но я напомню: «автора должно судить по законам, им самим над собою признанным» А.С.Пушкин.

Режиссер Олег Долин (до пресс-показа): «Мы с актерами искали язык: как сегодня может звучать Чехов? Почему он сегодня возникает? Что в этом может быть смешным, а что совсем не смешным? Не скрою: хочется работать в поисках еще какого-то языка Чехова.
Кажется, что мы уже всё знаем. И как это играть, знаем. Коллеги из МХТ всё про это знают. Чехов — их автор. Это да, он не совсем он вахтанговский. А нам хочется найти к нему еще какой-то путь».

Рассказ «Ионыч» можно прочитать за 16 минут. Для того, чтобы сделать из него спектакль, режиссер Олег Долин придумал двухчасовое действо и поставил на Новой сцене театра Вахтангова полноценный спектакль, в котором много всего. Много туминасовского воздуха. Очень много плотной режиссерской выдумки. Как он признался на интервью, он тщательно готовился к началу репетиций..
На представлении спектакля для прессы Олег Долин показался нерешительным человеком. Но это было лишь первое впечатление. Долин в небольшом превью как раз обозначил сам принцип подхода к Чехову. Тот закон, по которому и поставил художественное произведение.
Чехов, конечно же, принадлежит МХТ. Но взявшись за Чехова здесь, в Театре имени Евгения Вахтангова , режиссер, как автор будущего полотна, смотрит на этот материал в тех обстоятельствах, которые предложены ему жизнью: дух места, вахтанговский стиль, сложившийся в столетней истории театра, тот самый «мистический» Genius Loci, который отличает один хронотоп, одно место от другого. Вот что важно: Genius Loci выстраивает связи-отношения между субъектами отношений — тот самый «эфир», то коллективное сознание места, которое включает в себя субъекты и объекты отношений.
Тут сразу я делаю скачок внутрь материала: сцена театра имени Вахтангова в который раз меня ставит перед фактом, что я иду смотреть вахтанговский спектакль. И я в который раз вижу ни с чем не сравнимый вахтанговский спектакль. Этот фантастический реализм, который был когда-то провозглашен Евгением Богратионовичем, потом в разные периоды еще раз явившийся очень ярких художественных полотнах.
Фантастический реализм. И праздник во всем. Но вот много ли праздника заложил Антон Павлович в рассказ «Ионыч»? Ну, немножечко есть: праздник той жизни, которая сначала обворожила главного персонажа чеховского рассказа — Дмитрия Ионовича-земского лекаря. Он прибыл в губернский город С и непременно познакомился с семьей Туркиных. А вот дальше начинает это праздничное состояние, это праздничное ощущение Вахтанговской сцены. Видимо, Олег Долин и не хотел и не ощущал по-другому этот материал. Он так плотно, так интересно, так содержательно додумал очень многие линии, которые проложены у Чехова, добавил много исключительно положительных подробностей, которые только украшают этих героев, разнообразят их внутренний мир, укрупняют их характер. Зритель становится свидетелем полной картины их жизни. И получилось (да-да), что рассказ Чехова Олег Долин вывел на уровень притчи.
Одна из показательных и характерных черт этой вахтанговской игры в том, что как только Долин начал переносить этот материал, у него вдруг появились два героя просцениума, может быть, он и сам не подозревал, но я их сразу узнала: это те самые дзанни, вахтанговские маски из Принцессы Турандот, те самые образы, которые сопровождают действие и позволяют сочетать правду чувств с острой зрелищной формой. И вот в «Ионыче» дзанни вышли в образе героев из романа Веры Иосифовны Туркиной, которая постоянно пишет и потом вслух читает свои романы. Олегу Долину они явились яркими клоунами: цветными, красными и наглыми. Они сопровождают почти каждую сцену, следуя закону. В конце этой истинной притчи именно они же закрывают занавес по праву коренных жителей вахтанговских подмостков.
Две трети рассказа Чехова посвящены той прекрасной влюбленности Дмитрия Ионовича в свою избранницу Катю. И так он возвышенно-волшебно отдается этому фантазийному чувству! Олег Долин прекрасно понимает о своем персонаже Ионыче то, что он больше никогда не полюбит. Никогда не будет так открыт миру. Поэтому Олег Долин доводит происходящее до экстремально больших переживаний, до экстремально больших чувственных амплитуд. Ионыч в исполнении любимого мною актера Юрия Поляка так самозабвенно любит и так сильна его любовь, что он даже не сомневается, что Катя обязательно скажет «да».
Весь его процесс ухаживания разворачивается в доме Туркиных, где постоянны гости, где веселы застолья. Туркины содержательно проводят время. Это содержательное бытование отдано в руки стажерской группе театра, состоящей из выпускников Кирилла Пирогова блистательного актера и талантливого педагога. Особое мое внимание занял юный Егор Разливанов, актер с лицом и физикой гениального Сергея Бехтерева. Он создал образ камердинера в доме Туркиных, в котором узнаешь почти всех камердинеров программных отечественных киношедевров. И, конечно же, непременно блеснул талантом Владимир Симонов-мл.
А Катя на этих семейных вечерах всегда очень много играет на фортепиано. Когда Ионыч уже представляет себе, что их сговор практически решен, стоит ему просто попросить Катиной руки, она конечно же, скажет «да», и о даже увидит, каким будет приданное… У Чехова есть такая фраза, которую произносит Ионыч про это приданое: «заведем обстановку»… Олег Долин убирает слово «обстановка», он считает, что этим словом Чехов как бы «закрыл» свое отношение к семейному укладу и невероятное ощущение одиночества. Режиссер дал право своему герою изменить Чехова. Ионыч в спектакле говорит : «заведем…». Повисает небольшая пауза, и отец Катерины достает из чемодана с приданым милые белоснежные ползунки. Понятное дело, о чем идет речь. И это, видимо, настолько перехлестнуло несоответствие ожиданий Катерины, что в какое-то мгновение, как лопнувшая струна, она выпаливает в лицо Дмитрию свой гневный отказ.
«Прошло четыре года». За этой фразой Олег Долин увидел целый ряд самых страшных сцен, в которых зритель видит жизнь Кати в Москве, ее опустошение, потерю веры в себя. За это время Ионыч учится жить с отказом в сердце. И от боли он закрывает, выключает в себе прежнего человека. Дальнейшее его превращение в машину по проведению врачебных действий и получения денег за это и сверх того — просто чудовищно. Эта машина в финальной сцене пойдет прямо на зрителя. Без души, без лица.
Сложно представить, что всего лишь полчаса назад в Дмитрии Старцеве — Ионыче был такой сердечный трепет, который позволил сыграть, пожалуй, самую удивительную сцену спектакля — сцену на кладбище, куда его позвала в шутливой записке Катя на свидание. У Чехова Катя не пришла, а Ионыч бродил несколько часов среди могил. Режиссерское решение этого эпизода меня удивило и покорило. Долин даже финал этой небольшого эпизода, который у Чехова уложился в четыре абзаца, раскрасил «видением прекрасных тел и форм», ощущением тепла и тягостного томления.
Этот эпизод также был отдан стажерской группе, прекрасно воспитанной педагогом Кириллом Пироговым.
Кстати, сегодня я увижу еще одну работу выпускников Пирогова. Сгораю от любопытства, давно испытываю любовь к молодым дарованиям, люблю в них угадывать что-то талантливое, перспективное, как в Егоре-Паве-камердинере.
Как говорили мастера театральных замет, «продолжение следует»!