Антракт. Наверное, уже минуту. Включили свет и открыли двери. Почему все сидят? Рядом со мной встали дедушка с бабушкой и поспешно вышли. А я сижу. Меня пронизывает холод. В зале тепло. Мне не страшно. Но я дрожу, и охватывает озноб. Невидимой силой вдавливает в спинку кресла, я не могу встать и не могу перестать плакать. Кажется, я такая не одна. Почему-то все продолжают сидеть.

В какой-то момент во время первого отделения мне стало стыдно. Сижу в первом ряду, в одном метре от актеров и плачу. Не стесняясь: платок, за платком. Уже и тушь потекла, и глаза красные, и слезы не то, что по шее – по рукам текут. А ведь я не собиралась. Просто в момент, когда добродушного, открытого и простого Якуба Каца до смерти забили его же одноклассники (те самые, что «почти что родственники – а может быть, даже больше»), бабушка рядом со мной опустила голову и закрыла глаза. Я не знаю, почему она это сделала. Но вдруг стало так тяжело… Кажется, я в один миг по-настоящему осознала и ужас Холокоста, и боль того поколения, и вообще то, что все истории спектакля, все 10 героев – они не выдуманные, это все реальные события и люди. А за ними тысячи, миллионы других реальных людей!

Спектакль «Наш класс» на Новой сцене театра имени Вахтангова поставлен режиссером Натальей Ковалевой по пьесе польского драматурга Тадеуша Слободзянека «Наш класс. История в 14 уроках». Сюжет пьесы – не вымысел. У всех героев есть прототипы, а за основу взяты события, происходившие в маленьком польском городке Едвабне. Хотя впрочем… разве только в нем? На примере десяти людей показаны судьбы народа, страны, целого поколения.

«История в 14 уроках». История как рассказ и как прошлое страны. Уроки как занятия и как жизненные этапы. Но уроки усваивают не все. Хотя начинается «учеба» в едином порыве.

Урок 1.

Знакомство и смелые мечты. Сейчас мне особенно хочется пересмотреть начало. Теперь желаемые профессии, занятия родителей и сама манера представления каждого героя сказала бы мне гораздо больше, чем при первом просмотре.

— Меня зовут Якуб Кац, и я хочу быть учителем.

— Меня зовут Зоська, и я хочу быть портнихой.

— Меня зовут Дора, я буду киноактрисой.

— Меня зовут Рысек, и я хочу быть летчиком.

Урок 2.

Первая любовь. Когда ты ребенок, за проявления любви высмеивают. Обидеть – легко. Дети часто ненароком бывают жестоки.

Урок 3.

И это последний урок, к которому одноклассники переходят вместе. Абрам Пекарь быстро уедет в Америку и перейдет к 4 уроку. Зоська спустя время сразу перескачет на 6 урок. А кто-то так и останется на всю жизнь на 3.

         «Потанцуем?» 5 пар ловко, как-то по-советски задорно танцуют. Жаль, я не могу текстом напеть эту засевшую в моей голове мелодию. «Тра-та-та-та-та-та-та…» – проигрыш из песни Константина Сокольского «Когда друзья встречаются». Веселая музыка, танцы и разговоры поверх мелодии напоминают кадры из советского фильма. Герои даже шутят между собой – это, наверное, единственный момент в спектакле, вызывающий смех и улыбку.

Мелодия из песни Сокольского звучит на протяжении всего спектакля. Вот, одноклассники танцуют в школе – вызывает улыбку. Умирает забитый до смерти Якуб Кац – и снова эта мелодия! Тут не до улыбок, просто сидишь и плачешь. А вот, из несчастной еврейки Рахельки сделали христианку Марианну – под эту же музыку она нарочито легко пританцовывает, но теперь хочется взвыть от боли и обиды за нее, за всех, кто, не найдя других путей, предает себя и других.

А еще герои не раз поют знаменитую «Широка страна моя Родная» из «Цирка» с Любовью Орловой. Как показ этого фильма ждали в открывшемся кинотеатре! И сначала в словах слышится гордость за страну, искренняя преданность и безоговорочная любовь. А потом… начинает казаться, что либо автор текста Василий Лебедев-Кумач посмеялся, либо герои вкладывают едва заметну иронию в слова: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».

Песни, танцы, слова повторяются раз за разом, год за годом. Тот же «ловкий, по-советски задорный» танец одноклассники воспроизведут в конце спектакля. Уже не здесь… а где-то там, во что даже не все из них верили. Там, где они ждали друг друга, куда звали, где нет обид и действует правило «одноклассник – все равно что родственник, а может быть, даже больше».

Они вдесятером не расстаются ни на мгновение. На всех важных событиях они так и будут собираться – все вместе, кто где бы ни был: в СССР, в Америке, на небе. Так, например, будет на свадьбе Владека и бедной Рахельки-Марианны. Все пришли, принесли подарки, выпивают. Тогда не пила только ставшая христианкой Рахелька. И снова эта музыка: «Тра-та-та-та-та-та-та». Будто бы весело, вприпрыжку, в такт музыке она раздает гостям-одноклассникам маленькие квадратные платки, а сама, с той же улыбкой, накидывает на себя белую простыню и начинается метаться, словно сумасшедшая. Да, она жалеет, что выжила. Какой ей теперь в этой жизни смысл.

Сижу в первом ряду. Смотрю на заплаканные лица актеров. Они правда плачут – вон, мокрые щеки даже у мужчин! И не могу отвести взгляда от школьных досок сзади. Там написаны годы жизни. Все зрители в зале, я тоже – мы все понимаем, когда дело близится к чьей-то смерти. Снова этот пронизывающий холод. Хочется опустить глаза, закрыть уши. И одновременно хочется смотреть и слышать.

Не понимаю и не представляю, как после таких событий люди продолжали жить. Без смысла, без цели, потерянные люди с поломанными жизнями продолжали бороться. А их пути снова и снова пересекались, как линии, которые они сами на встречу друг другу рисовали мелом на досках. Бежали в другие страны и продолжали искать счастье там. Кажется, находили. Зоська, например, единственная из класса исполнила свою детскую мечту – стала портнихой. Америка, деньги, муж, двое детей. Счастливая старость, как она сама и хотела. Но остановившись на мгновение в 1985 году, ее одноклассник Абрам мельком говорит, что умерла она, наглотавшись таблеток.

Я не могу определить свое отношение к героям. Первая мысль в том, что они виноваты, предавая/не спасая/сдавая красным. Но имею ли я право так думать? У меня хоть раз в жизни было ли что-то подобное? Нет. Как я, мы все, можем судить тех людей? Не дай Бог нам когда-то понять, каково это было. Как еще ребенком Дора задавала вопрос: «Что я могла сделать?» — глядя на высмеивающих Рысека одноклассников, так и сам Рысек спустя много лет задаст в воздух этот же вопрос, глядя на Дору, которую повели в овин. Что можно было сделать? Я не знаю. Мои нравственные качества кричат: спасти, не допустить, подумать о другом. Но как? Себя бы спасти…

Но невозможность правильно трактовать их действия не значит для меня неважность таких спектаклей. Уже 5 лет «Наш класс» идет в театре им. Вахтангова и ездит с гастролями. Пусть все видят, что было. Да, ужасно, это ошибки людей. Но это история, ее черные страницы, которые можно перелистнуть, но нельзя забывать.

Люблю поклоны. Наверное, для меня это одна из самых цепляющих и запоминающихся частей спектакля. Поклоны – особый контакт между зрителями и актерами. В этом спектакле вместо классических поклонов – обмен взглядами с залом, зрительный контакт с каждым человеком. 10 актеров стоят, держатся за руки и смотрят на покрасневших от слез, сжимающих в руках платки, вздрагивающих зрителей.

Раньше, еще в школе, я хорошо знала ощущение «послевкусия» после спектакля. Медленно идешь домой, специально ищешь длинные пути и думаешь, думаешь, думаешь. Со временем это чувство я почти потеряла. Часто бывая в театре, для меня это стало какой-то обыденностью, и снова ощутить дрожь после спектакля мне становится сложнее. «Наш класс» стал путевкой к внутренним переживаниям, предлогом для диалога с собой и способом снова почувствовать трепет от соприкосновения с чем-то… особенным. Этот озноб, странная вибрация внутри меня притихнет только к утру.