Яблоки, корзины, плетеные кресла, качели, мягко льющийся свет, дающий прямо-таки серовские блики на полу — режиссер Анна Горушкина выступила в «Нахлебнике» постановщиком-импрессионистом. Серьезно сократив многословную пьесу, она поставила не классического Тургенева, а некое впечатление от него. «По мотивам», как поясняет в самом начале один из персонажей. Легкими и минималистичными декорационными штрихами набросан вполне условный дворянско-деревенский интерьер.

Но кажется, там за кадками и лестницами — комнаты и залы большого, всего в солнечных бликах барского дома и такого же сада (художник Елена Киркова).

Так же штрихами оживлены костюмы, вроде бы где-то тургеневские, где-то совершенно нет, а где-то с очень конкретной смысловой деталью (художник по костюмам Андрей Климов). Они более чем красноречиво рассказывают о своих владельцах. Изящная Ольга Петровна (Елизавета Палкина) в белом и развевающемся — сама легкость и порыв.  Сосед-хам Тропачев (Сергей Барышев) в чем-то воинственно-альпийском. Эксцентрично элегантен управляющий Нарцыс Трембинский (Василий Цыганцов) с забытым зажимом в почти доделанной идеальной прическе!

Главный герой — старинный обитатель барского дома нахлебник Кузовкин (Андрей Ильин) — уютен и домашен в длинной кофте, вывязанной разными нитками. Актер играет очень сердечного и любящего человека. Совсем не маленького, бедного и униженного, хотя уверенные и эффектные молодые люди довольно мерзко с ним обходятся. Он так нежно любит свою дочь, что этой любовью светло его невеселое существование среди бедности, бесправия и чересчур хлопотливых и бесцеремонных слуг.

Уезжая из дома, где прошла почти вся его жизнь, Кузовкин забывает свою горемычную кофту как часть себя, как память. И Анна Горушкина на этом делает особый акцент. Любовь, которой жил Кузовкин, не оказывается бессмысленной и безответной. Режиссер четко выводит тургеневский сюжет на нежность и теплоту.

И хотя ничего замысловатого и суперноваторского в спектакле Анны Горушкиной нет, но так приятны эти серовские блики, и этот посыл к нежности и доброте, и этот пусть легкий, штрихами, но тот самый психологический реализм, что ее «Нахлебник» кажется очень-очень славным.