«Ее азартная, дерзкая игра завораживающе притягательна, как шаровая молния», – говорят об актрисе Театра им. Вахтангова Ольге Тумайкиной. Эта магическая гравитация объясняется ее вдохновенным даром придавать свежесть, харизматичность и актуальность классически-трафаретным персонажам и умением создавать динамику образа – неожиданную, спонтанную. Ее властолюбивые и страстные героини, пережив личный апокалипсис – невозможную любовь, такую одержимую, что ее боишься, и такую запретную, что от нее отказываешься, – приводят нас к открытиям, дарующим спасительную силу.

Ваша бесподобная игра в «Грозе» натолкнула меня на мысль, что главная тема этого спектакля – противостояние Кабановой и Катерины. Или я ошибаюсь?

— Я всегда адвокатирую своим персонажам, особенно если они жесткие, непривычные для зрительского восприятия. Я говорила в адрес своей Марфы Игнатьевны: «Правильно вы, мамочка, делаете. Если вашего сына кто-то не любит, будь то жена, друзья, прислуга, соседи, таким не место в вашем ареале обитания. Надо в первую очередь защищать интересы сына, его любовь, благополучие. Да, Тихон слаб, но он не подонок, он любимое дитя, он нежный, хорошо воспитанный». Я люблю его, и все должны любить – вот логика матери. А тот, кто не способен, пусть выбирает: уйти ли ему, убить себя, исчезнуть – все что угодно делайте, только не будьте рядом! Это не борьба за первенство в доме. Кабанова самодостаточна и властна от природы, она всю жизнь руководит семейством, она авторитет в городе. Строго требуя от невестки послушания и демонстрации любви к Тихону, она желает одного – гармонию в семье установить.

– Но вот что странно: Кабанова ни разу не упрекает невестку за бездетность, не требует развода.

– Она держит это в уме. Дом большой, но все слышно, в том числе как бесшумно у молодых проходит ночь. Это еще одно подтверждение, что нет любви, нет желания касаться друг друга, следовательно, и детей не будет. И от этого непослушания ночного Кабанову, как вихрь, закручивает возмущение, презрение к несчастной невестке. В сцене проводов Тихона Марфа Игнатьевна учит Катерину: «Ну попробуй с сыном моим хоть раз обняться, может, у тебя получится! А ты ведь даже пробовать не хочешь! Тогда все остается по-прежнему – исчезни».

– Совершенно неожиданно Кабанова раскрылась в сцене
с Диким, когда между ними сгущается притяжение и они готовы к поцелую.

– Этот недорожденный поцелуй так и не сложился у них, ведь повсюду глаза. Марфа Игнатьевна уходит с Диким, но кто знает, может, они чаевничать начнут, а может, и зайдут в покои. В ней бурлит жизнь, она все еще привлекательная женщина и знает, как трепещет сердце в сильных объятиях. У нас была версия, что, возможно, у Кабановой и Дикого был когда-то роман и она испытала пронзительный вкус любви, полет свободы, когда берешь то, что хочешь, несмотря на запрет. А вдруг отец Варвары – Дикой? И хотя их пути разошлись, прежняя нежность все еще теплится при встрече и тяга непреодолимая никуда не делась. И эти недоприкосновения, недопоцелуи, недоблизость держат их в тонусе.

– Все действие происходит на потерпевшем бедствие корабле: на сцене – сломанная мачта, рваный парус валяется на палубе. Пройдя через бурю страстей, семья потерпела фиаско?

– Кабанова думает иначе: корабль поставлен в док на ремонт. Она не устанет давать наказы, советы и продолжит строить невидимый город, кирпичик к кирпичику, чтобы дороги были гладкие, чтобы никакой сквозняк не проник, не принес заразу и разлад. Она верит, что однажды сын ей скажет: «Маменька, я все знаю, вы мне всю жизнь об этом рассказывали, я сделаю так, как должно». И Марфа Игнатьевна ответит: «Ну наконец-то! Вот теперь я довольна! Через месяц мы выходим в плавание. Все наши мечты осуществились, мы избавились от нелюбившей нас невестки, а то, что дочка сбежала, не беда, вернется. Пусть погуляет, узнает, что такое нужда. Когда захочет кушать, прибежит домой к маме». Кабанова мудрая, она дает возможность убедиться в том, что все познается в сравнении.

– Властными методами восстанавливает гармонию в семье и Ахросимова, которую вы играете в «Войне и мире». В романе она тучная и с седыми буклями. А ваша Марья Дмитриевна красива, как грозный архангел, явившийся разрубить мечом клубки чужих интриг и ошибок.

– Седые букли, как мне кажется,
у меня еще впереди. Я все еще молода и желанна. (Смеется.) Выстраивая образ, характер, Римас Владимирович одним снайперским выстрелом попадает в цель. Зачем мучить артиста – утолщать, делать седой парик, приделывать ему костыли, пригибать к земле излишними бриллиантами? Не надо, жизнь слишком коротка, еще настанет время седых буклей и в жизни, и на сцене. Да, Ахросимова властная, богатая, но главное – справедливая. Никто ведь не запрещает любить власть, деньги – и почему бы ей не воспользоваться этим как мечом возмездия, чтобы разрубить гордиев узел, а затем связать обрывки и заново смотать клубок? Она спасает Наташу, не дав ей сбежать с Курагиным. Легко предположить, что могла бы сотворить с собой страстная Наташа, когда бы пережила разочарование, отчаяние и позор. Этого нельзя было допустить. Поэтому моя мегера
в юбке и ворвалась в ее жизнь и сделала то, что считала единственно правильным.

– Ахросимову хотя и боялись, уважали, за глаза называя
le terrible dragon, но смотрели на нее как на шутиху. Как объяснить эти две ипостаси?

– Это очень русское сочетание. Еще с давних времен при царях были шуты и шутихи, которые имели право сказать правду, не рискуя при этом потерять голову. С людьми состоятельными, склонными говорить все в глаза, рубить с плеча, тоже вынуждены считаться. Если пробежаться по классике, то редко когда бедного и умного слушают и привечают ко двору. В русской литературе исключение, пожалуй, только князь Мышкин. А есть еще каста святых юродивых, которые в цепях и лохмотьях босиком по снегу, пугая людей, проповедуют истину. Марья Дмитриевна, хоть и живет в достатке, но, по сути, юродивая.

– В чем для вас уникальность этого спектакля?

– Он как мощнейшая река, соединившая в себе реки и ручейки многих судеб. Из всей этой палитры разнообразных характеров, событий Туминас создал единое полотно. Он соединил вообще все искусства: тут и античные отголоски, и изобразительное, и танцевальное искусство, и музыка, и литература. Получилось зрелище на четыре с половиной часа, которые для публики пролетают как мгновение. Зря мы переживали: а не утомим ли зал? Наоборот, посмотрев единожды, зритель говорит: хочу еще. И эта жажда объяснима. Мы так все время бежим, обгоняя друг друга, что, если толкнем кого-то, наше «извините» потонет вдали, а надо остановиться. И спектакль Туминаса именно об этом: притормозите свою птицу-тройку, распрягите лошадей, пустите их в чистое поле, вздохните полной грудью, посмотрите ввысь, чтобы увидеть небо, облака, звезды, луну, восхититься красотой и величием мироздания. В «Войне и мире» много смыслов, и я не удивлюсь, если через год режиссер скажет: «Начинаем заново репетировать». Туминас такое может. И это будет уже совсем другая постановка, но опять потрясающе грандиозная.

– Спектакль заставляет задуматься: насколько каждый человек свободен в потоке истории, владеет ли он своей судьбой, может ли выбирать жизненный путь или всецело находится во власти внешних сил?

– Человек несвободен. Всегда. Независимо от войны или мира. Любая война – это лишь дополнительное отягчающее обстоятельство личной несвободы. А если война еще происходит внутри человека, то его несвобода произрастает в геометрической прогрессии – в этой ситуации легко превратиться в чудовище, которое мнит себя свободным и не ведает, что творит. Но есть ведь и прекрасная несвобода – например, когда ты добровольно накладываешь на себя обязательства по отношению к близким людям.

– А как война прошлась по вашему роду? И откуда он берет начало?

– Мои предки – сибиряки из глухой тайги. Гражданская война как раз совпала с продразверсткой, когда в Красноярский край прибыли отряды бравых красноармейцев для раскулачивания. А хозяйство у нас было обширнейшее, и гордостью был знаменитый бык размером с Минотавра, силищи необыкновенной! Солдаты забрали все, увели и быка, хотя тот сопротивлялся. Закрыли его в чужом дворе, а бык наш вырвал ворота своими рогами и с этими воротами на рогах вернулся домой. На следующий день расстреляли и быка, и прадедов. По одной линии предки занимались золотодобычей, моя бабушка тоже перемывала в драге песок. Когда прадед с сыновьями отправлялся на прииск, она собирала им в дорогу сидоры – мешки с сухарями, табаком, сушеным мясом, замороженные в камень пироги, спички, заварку и непременно серу – вареную смолу (защита от цинги). Я помню, как текущую по стволу смолу мой дед собирал в алюминиевые плошки и бережно потом ее приготавливал. До сих пор это мое любимое лакомство. Сравниться с ней могут лишь запеченные кедровые шишки. Другой прадед занимался добычей кедрового ореха – забирался высоко-высоко и деревянным молотом стучал по стволу дерева, чтобы созревшие шишки опали. Бабушка жила на хуторе Иней. Там, среди природы, описанной в сказах Бажова, протекало мое детство. Прямо за рекой стояла отвесная гора Красивая: если отколоть кусок камня, то срез засверкает радугой разноцветных прожилок.

– Теперь понятно, откуда ваш волевой характер. Меня поразила история, когда по суду у вас отняли дочь, но потом она все равно вернулась к вам. То есть вы нашли в себе мужество проиграть тактически, зато выиграли со временем стратегически.

– В тот период я поддерживала себя мудрой фразой «И это пройдет». В Сибири говорят: если ты встретил медведя, притворись мертвым, и, возможно, хозяин тайги, утратив к тебе интерес, уйдет. Главное – перетерпеть страх, как ты претерпеваешь лютый сибирский мороз. Моя выдержка оттуда, из детства.

– Вам идет играть сильных женщин. Невероятной в вашем исполнении получилась Екатерина Великая в «Любви у трона». Что ее роднит с мужем Петром III?

– Детство. Оба несчастные, нелюбимые дети. Эти двое неимоверно одиноки в чужой стране, им не за кого было зацепиться, кроме друг друга. Как бы вражески ни были настроены их души и мысли, они должны были до какого-то момента держаться за руки. Екатерине повезло больше, она гуттаперчевая была в отношениях с людьми, более эмоциональная, открытая.

– Когда они ругаются, Петр иронично замечает: «Смотри, как забавно выходит: два немца делят Россию». На что Екатерина возражает, что, мол, душой она русская. Такое разве возможно?

– Японцы говорят: кто хочет – тот делает. Екатерина приложила немало усилий и трудов, чтобы стать почти русской. Ей было жизненно необходимо, чтобы знать приняла ее за свою. Она изучала язык, и неважно, что писала с ошибками, читала русских писателей, изучала историю, переписывалась с Вольтером и Дидро. По образованию, эрудиции, по духу она была человеком мира. И поэтому она Великая. Поэтому смогла управлять
34 года громадной страной.

– Что ею руководило, когда она решилась на переворот?

– И страх за свою жизнь и судьбу сына, и авантюрная жилка, и желание послужить своей новой родине. Она серьезно готовилась к управлению, изучая свод законов Монтескье. Ее можно сравнить с княгиней Ольгой, которая ездила в Византию послушать мудрых людей, стоящих у власти, и просила их посвятить ее в православие. Я уверена, что Екатерина много думала о своем предназначении, досконально изучая историю государства Российского, которая, по сути, история переворотов, взять хотя бы царство Ивана Грозного, Петра I, его дочери Елизаветы.

– Тема битвы за трон пронизывает и «Короля Лира», где вы играете злобную Регану, прогнавшую старого отца. Как так получается, что у одних и тех же родителей рождаются такие разные дети?

– Не на пустом же месте вырастают злые дочери. Могу предположить, что, когда девочки росли, король мало интересовался ими и редко обнимал. Ведь то, что Лир отверг искренность младшей дочери, говорит о его духовной слепоте. Шекспир был так наблюдателен, проницателен, что выбирал сюжеты, которые, к несчастью, повторяются до сих пор по всему земному шару. В результате тотальной ненависти погибает вся семья. Гонерилья отравила свою сестру Регану и затем закололась. Возмездие свершилось. Оно неизбежно. Я верю, что существует закон бумеранга: все зло, пущенное нами в мир, обязательно возвращается. И даже если порой кажется, что кара миновала, это не так, просто бумеранг еще в пути.

– Можно ли говорить об эволюции «Короля Лира»?

– Да, спектакль изменился… неуловимо. Бутусов – он же престидижитатор, ему подвластно все: он с одинаковым мастерством жонглирует и горящими факелами, и булавами, и гимнастическими лентами, и нигде ничего не запутается, не упадет. Он такой Оле-Лукойе – закрутил свой волшебный зонт, все
у тебя замигало перед глазами, иногда мало что понятно, но ощущение счастья накатывает.

– А как вам работалось с начинающим режиссером Гульназ Балпеисовой в инсценировке новеллы Цвейга «Лепорелла»? Невероятно, как она из рассказа, практически лишенного диалогов, создала пьесу!

– Вы ее назвали начинающей,
а начала она очень давно, еще
в детстве, пронизанном свободным воздухом казахской степи, духом своей многочисленной семьи. Она вся увешана бусами этих ощущений и воспоминаний. Гульназ щедро отрывает бусину, вкладывает ее в твою руку и говорит: читайте. Каждая ее бусина таит скрытый знак. Снип-снап-снурре, пурре-базелюрре, взмах руками – и чудесное варево из слов, значений, витиеватых описаний превращается в птичий язык, которым она владеет виртуозно и который восхищает меня бесконечно. Что касается «Лепореллы»: когда кто-то жаждет любви, но отдает себе отчет, что это невозможно, то слова застревают. Отсутствие любви – процесс, не предполагающий говорливости.

– Для меня откровением стал ваш концерт «45 оттенков разного». Я не ожидала, что вы так классно поете!

– Пою всю жизнь. Я еще маленькой девочкой влюбилась в ласкающие тембры Жака Бреля, Ива Монтана. Спасибо Алле Пугачевой, которая из каждой песни делала спектакль. Спасибо Мирей Матье за полет ее голоса. Благодаря им я поняла, что миссия настоящего артиста – дарить вдохновение. Иногда участвую в благотворительных концертах. В прошлом году познакомилась с Юрием Марахонько, который организовал в Ростовской области «Детскую деревню» – фонд помощи детям и одиноким старикам. По его приглашению я выступала в азовском музее на импровизированной сцене – это было большое счастье для меня. «Мы в служении друг другу становимся свободными», – говорили рыцари короля Артура. Этот девиз был выгравирован на деревянном круг­лом столе, за которым они принимали решения о том, как спасти мир.