Павел Попов: «Театр Вахтангова сейчас находится на пике»

Мила Серова, Театральная афиша столицы от 1 ноября 2021

Актер Вахтанговского театра Павел Попов с равной убедительностью и достоверностью играет романтиков и циников, способен мгновенно с виртуозным артистизмом воплотить переход от легкомысленного самодовольства к смертоносному эгоизму, а благодаря глубинному постижению живой, неповторимой человеческой души создает образы, открытые для многих интерпретаций. Не случайно Римас Туминас доверил ему роль Пьера Безухова в спектакле «Война и мир», премьера которого приурочена к 100-летию Театра имени Евгения Вахтангова.

Фото — Татьяна Полосина

Как вы считаете, в чем секрет успешного долголетия театра?

— На мой взгляд, Театр Вахтангова сейчас находится на пике. Мне нравится та жизнь, которая тут происходит, наши репетиции, премьеры, спектакли, гастроли, и с технической точки зрения театр оснащен просто фантастически. Я обожаю свой театр, очень трепетно к нему отношусь. Поскольку актеры театра в основном выпускники Щукинского института, мы все говорим на одном языке, мы все воспитаны одними и теми же педагогами. Уникальность театра, конечно же, в его истории, в том, из какого спектакля он вырос, и в самой личности Е.Б. Вахтангова, в его стремлении к представлению на сцене, в его ярких формах, в небытовом существовании актеров и т.д. Все эти традиции сохраняются и по сей день. А еще уникальность театра в его людях, и я говорю про все службы, каждый профессионал в своем деле, именно поэтому возникает рабочая атмосфера, которая тут царит. Ну и, конечно, я считаю прекрасным тандем нашего художественного руководителя Римаса Владимировича Туминаса и директора театра Кирилла Игоревича Крока.

– Что для вас значит вахтанговская актерская школа?

– Для меня это что-то очень родное и семейное, мы очень часто употребляем среди выпускников института выражение «Щукинское братство». Мы все как будто родственники, даже если и не пересекались в институте, даже если учились в разные годы, все равно, когда я, например, встречаю на съемочной площадке кого-то из щукинских выпускников, возникает какой-то трепет по отношению друг к другу.

– С чего начался ваш путь?

– В старших классах школы я признался маме, что хочу стать актером. И она практически за руку привела меня в самую крутую у нас в Рязани театральную студию «Экспромт» к Татьяне Яковлевне Коробковой, которая дала мне базовые знания и подготовила к конкурсному отбору. Я показывал ей разные отрывки из классики, а она все отвергала: «Плохо, все не то, не живо». И тогда я предложил: «А давайте прочту то, что мне очень-очень нравится». Это был отрывок из фильма «12» по пьесе Роуза о судебном процессе над мальчиком, убившем своего приемного отца. И это было попадание в десятку. Я убежден, чтобы поступить в театральный, нужно читать на вступительных то, от чего у тебя самого появляются мурашки. Только в таком случае это может прозвучать искренне. В первые дни учебы я был уверен, что все уже знаю.  Но потом быстро пришло понимание, что ничего не умею и надо больше наблюдать за людьми, развиваться, читать книги по психологии. После диплома мы показывались в театры, и это был для всех огромный стресс, потому что каждому на отрывок выделялось 5 минут, из реквизита – только стул, стол, и не всегда получалось преодолеть эту условность.

– После мытарств вы попали в студию к Римасу Туминасу. На каких условиях вас взяли?

– Туминас набрал команду из выпускников разных вузов, некоторые были в основном составе студии и получали ставку, я же изначально попал туда вольнослушателем, то есть имел право ходить только на репетиции. Но уже через месяц испытательного срока я сыграл у Милькиса в студийном спектакле «Птицы» по Аристофану и стал полноправным студийцем, спустя год получил роль Фигаро. Потом Туминас пригласил меня в спектакль «Улыбнись нам, Господи». И вот сейчас он доверил мне Пьера Безухова. Не знаю, по каким критериям был выбран именно я, ведь Пьер в романе массивный, толстый, с большими руками. У меня была идея сделать себе мужичьи кисти, я нашел в театре резиновые муляжи, но играть в них оказалось невозможно.

– Как бы вы охарактеризовали метод работы Туминаса?

– Он не нянчится с актером, не разжевывает роль. У меня сложный финальный монолог в «Войне и мире», полный философских размышлений. Пьер попадает в плен и там через Платона Коротаева понимает, что человек – часть целого мира, что сложно любить жизнь в страдании, а тем более в безвинности страданий. Он учится по-новому относиться к войне: если Богу угодно, то война неизбежна, но ты не должен даже в плену терять позитивное восприятие жизни. Рассуждает о труднейшем подчинении свободы человека законам Бога.  Какие-то фрагменты у меня получались, какие-то нет. Все срослось, когда на одной из репетиций Туминас сказал мне такую фразу про Пьера: «У него рассеивается туман». Представляете, какими категориями он мыслит? Туминас говорит метафорично, но, по-моему, это сразу бьет в цель. «Живой», – говорит о Пьере князь Андрей. И дико наивный – идет на войну, чтобы убить Наполеона. Ну не бред ли? И при этом трепетное сердце, заряженное энергией найти свой смысл жизни и принести всем пользу. Спектакль «Война и мир» масштабный, охватывает практически весь жизненный путь Безухова – начиная с приезда в Петербург и заканчивая войной. Мне как актеру повезло показать человека в его развитии. Пьеса завершается пленом. Женитьбы на Наташе не будет.

– В поисках себя пребывает и Пер Гюнт. В спектакле Пер представлен в двух ипостасях – человек и его «внутренний тролль», провокатор. Вы играете Другого Пера. Как возникла идея раздвоить персонаж?

– На первых репетициях Юрий Николаевич Бутусов рассказал о спектакле, где каждую сцену героя играет новый актер, и этот прием ему нравится. Мне тоже импонирует идея неосязаемости персонажа. Мне кажется, это круто, когда ты не зацикливаешься на одном образе и не ограничиваешь его одним актером. Изначально у нас было и три, и четыре Пер Гюнта, но в конечном итоге осталось два. Мать – светлое, что было в его семье, отец – мот и кутила – темное. И мне так хотелось сыграть отца!  Вообще тема отношений отца и сына мне очень близка, у меня в этом плане есть свои нерешенные вопросы.  Я всегда ищу человека большего, чем я, лидера, к которому можно примкнуть. Как Безухов, который вырос вдали от отца и все время пытался к кому-то прицепиться: то к Андрею, то к масонам, то к Коротаеву. Я бы хотел перешагнуть через этот комплекс, возможно, когда-нибудь я изживу его… Так вот, в начале спектакля есть сцена: Доврский старец, словно отец, дает напутствие Перу: «Будь собой доволен». По-моему, это правильный посыл и в то же время труднодостижимый. Мы настолько заморочены, все время собой недовольны, и этим самым мешаем себе жить в полную меру.

– Как блудный сын, Пер в конце жизни возвращается домой. Стоило ли вообще бросать мать, Сольвейг?

– По большому счету, если хочешь познать себя, надо уйти из дома, и чем дальше, тем лучше. Для мальчика это работает на 100 процентов – в этом суть становления личности. Ты рождаешься в определенном месте, получаешь опыт, учишься, и в какой-то момент осознаешь, что привычный мир слишком мал для твоих потребностей, и ты уезжаешь в поисках своего призвания. В этом путешествии по жизни что-то удается, в чем-то разочаровываешься, но в конечном итоге ты все равно возвращаешься в исходную точку, домой, в то место силы, где родился, чтобы проанализировать свой путь. Твоя история закольцовывается. Мне такая философия нравится. Когда-нибудь, следуя этой логике, в конце своей жизни я вернусь в Рязань, но не обосноваться там в старости, а за воспоминаниями, чтобы пережить ностальгию по детству.

– Мистики всех времен и народов утверждают, что постичь тайну жизни можно только пройдя через нигредо – область тьмы. То есть не познав ад, не познаешь и рай.

– Мне кажется, неправильно давать только две альтернативы – белое либо черное. В этом нет свободы. Жизнь всегда предлагает множество решений. По отдельности путь праведника или путь грешника не приведут человека к познанию истины. Я думаю, нужно через все пройти. Есть прекрасное стихотворение Рождественского «Баллада о таланте, Боге и черте»: «Талант работал. / Зло. / Ожесточенно. / Перо макая / в собственную боль. / Теперь он богом был! / И был он чертом! /
А это значит: / был / самим собой». В этом столкновении добра и зла, по-моему, ярче всего проявляется сущность человека.

– Как вам работается с Бутусовым?

– Он умеет создавать на репетиции особую атмосферу. Очень часто включает музыку, которая звучит фоном и вызывает нужное настроение. Юрий Николаевич дает домашнюю работу, мы придумываем этюды, на следующий день показываем ему, и он из этих лоскутков потом составляет полотно. Спектакли у него получаются такие яркие и объемные. Они похожи на сложный механизм из множества деталей, которые он тщательно подбирает друг к другу. Мне нравится так работать: люблю фантазировать, рождать образ из многочисленных проб. В этом есть спонтанность, творческий азарт, свобода.

– С путешествием связан еще один спектакль – «Улыбнись нам, Господи», где вы играете еврея, отправившегося в Палестину и бросившего жену и детей, которые отказались с ним ехать. Разве мечта выше обязательств?

– Почему людей так манит Святая земля, родина, которую они никогда не видели? Это извечный вопрос. Есть люди, которые чувствуют призвание и готовы идти на зов сердца хоть на край земли. Как говорит мой палестинец: «Короткие дороги ведут только в корчму и на кладбище». Для настоящего мужчины его миссия в реализации самого себя. Это шаблонная формула, но она, тем не менее, действует. Мне нравится идея, которая звучит в этом спектакле: «Каждый человек должен однажды хоть раз сняться с насиженного места и отправиться в путь, чтобы посмотреть на себя со стороны и приобщиться ко всему миру». Мужчине обязательно нужно куда-то идти, двигаться, иначе его ждут застой и духовная смерть.

– «Улыбнись нам, Господи» завершается еврейским погромом, и тема геноцида там только обозначена. А вот «Наш класс» полностью посвящен холокосту. Расскажите о вашем Владеке. Как ему удалось сохранить человечность на фоне всеобщего озверения?

– История Владека – это история любви. Он влюблен в одноклассницу-еврейку и спасает ее, когда евреев в их городке начали вылавливать и тащить в овин на сожжение. Он прячет Рахельку на чердаке своего дома и не говорит об этом даже матери. Потом он крестит ее, берет в жены, но даже это их не спасает. Когда их одноклассник приходит арестовывать Рахель, Владек убивает его, и им приходится бежать в лес, чтобы спрятаться там. Думаю, от всеобщего безумия его спасла любовь. Почему остальные озверели? Андрон Кончаловский говорил, что надо всего три часа, чтобы обычного человека превратить в зверя. В этом польском городке ненависть к евреям возникла не в один миг. Сначала было раздражение, потом зависть, потом вражда, все это накапливалось, пока не переродилось в лютую злобу. Ну и антисемитская пропаганда, конечно, свою роль сыграла.

– Я вам хочу сказать отдельное спасибо за Тихона. Раньше он у меня вызывал только презрение. А в вашем исполнении я впервые почувствовала к нему жалость.

– К нам часто на «Грозу» приводят школьников, и мне хочется верить, что ребята заново открывают для себя эту пьесу. Они видят не трафаретного Тихона – тюфяка, маменькиного сынка, а жертву. Беда моего героя в том, что он не любит жену. Мать решила его женить и нашла невесту – этим все объясняется. В нем нет воли. Что его ждет в будущем? Мне кажется, Тихон просто как огонек будет затухать, затухать и наконец исчезнет совсем, угаснет как личность.

– В чем по жизни вы ищете точку опоры?

– В поэзии. Заранее делаю скриншоты стихов, чтобы в сложные моменты черпать в них надежду и энергию. Еще с театрального института веду дневник. С его помощью структурирую мысли, желания, вырабатываю план действий, это очень помогает в моменты, когда наступает ступор, и совсем не знаешь, в каком направлении двигаться дальше.  Люблю пересматривать советские фильмы середины 70-х и 80-х годов такие, как «Фантазии Фарятьева», «Вокзал для двоих». В них есть светлая грусть и проникновенность. Почему-то мне нравится то время, хотя я не жил в нем никогда. Мне кажется, через эти картины раскрывается наша ментальность, наше особое отношение к реальности, невыразимая ностальгия о чем-то утерянном. В нас генетически заложены экзистенциальная тоска и сострадание. Все это называется «русская душа».

– В каких новых кинопроектах вас можно увидеть?

– На платформе KION вышел сериал Натальи Мещаниновой «Пингвины моей мамы», где я сыграл стендап-комика. В октябре вышел фильм «Вмешательство», где у меня главная роль. Летом сыграл рыбака в новелле «Золотая рыбка» для альманаха «Сказки Пушкина. Для взрослых», который выйдет на платформе more.tv. Ожидаю выход сериала «Серебряный волк» на Первом канале.