Театр им. Евг. Вахтангова «Повести Пушкина»
На черном занавесе прорезями, просветами в пространство сцены выведено «повѣсти». Из кулис выходит Человек дороги (Валерий Ушаков), всматривается, читает пушкинское «Кто долго жил в глуши печальной…». Занавес поднимается, начинается спектакль по «Повестям Белкина», который режиссер Анатолий Шульев назвал «Повестями Пушкина». Человек дороги будет представляться Белкиным, рассказывать все четыре истории, участвовать в них и наблюдать.
А стихи тут читают почти все, органично встраивая поэтические монологи в речь, но не превращая их в «собственные слова»: они персонажи, а не сочинители. Персонажи в ожидании автора, в предчувствии Пушкина, еще не пришедшего к ним. Жанр спектакля определен названием фильма Ким Ки Дука «Весна, лето, осень, зима… и снова весна». Художник Максим Обрезков создал на сцене удивительную, почти оперную красоту пейзажа, где метет снег, начинается листопад, поднимается пар от далекого ручья, а всякий интерьер вписан в ландшафт и вынесен на метафорический пленэр. От шутливой и гротескной пасторали «Барышни-крестьянки» с народными платьями как из альбомов до сиротского итога «Станционного смотрителя», где даже неунывающий Ванька (Михаил Коноваленков) — погоняемый материнским прутиком мальчик с нарушениями речи. А между ними — горькая лирика живописной «Метели» и сосредоточенный ритм «Выстрела». Единый ансамбль актеров играет разные истории, меняя амплуа, выходя на первый план и вновь сливаясь с пейзажем. Все они не столько проживают события здесь и сейчас, сколько пытаются осмыслить произошедшее, встроить свою судьбу в непостижимое движение жизни вокруг. Каждый мечтает не столько о сильных чувствах или счастье, сколько о достижении пушкинской гармонии или «покоя и воли» — как правило, узнав цену жизни без того и другого. Большая история, тревоги века, на первый взгляд, остаются вне этого микрокосма — но чуть ли не в каждом сюжете звучит пугающий выстрел, напоминая о том, что личная трагедия всегда одна, вне зависимости от катаклизмов вокруг или их отсутствия. Но она — часть мира, который когда-то явится назвать если не Пушкин, то хотя бы Белкин.