У молодого актера Театра Вахтангова Владимира Логвинова фантастическая занятость. В его репертуаре 13 названий, а ролей еще больше. А недавно к его трагическому Эмилиану в «Ромуле Великом», блестяще эгоистичному Анатолю в «Войне и мире», инфернальному Козлоногу в «Волшебном театре Андерсена», гуттаперчевому цанни «Т» в «С художника спросится», герцогу Бекингему в «Ричарде III» и другим добавилась роль, играть которую его пригласила народная артистка России Людмила Максакова.

ИГРАЕТ В СПЕКТАКЛЯХ:
«Вахтангов. Путь к Турандот»
«Война и мир»
«Волшебный театр Андерсена
«Королева-мать»
«Король Лир»
«Медея»
«Наш класс»
«Очарованный странник»
«Ричард III
«Ромул Великий»
«С художника спросится»
«Сергеев и городок»
«Стефан Цвейг. Новеллы»

Как в вашей жизни возник спектакль «Королева-мать»? Как вы познакомились с Людмилой Максаковой?

– Мы с Людмилой Максаковой впервые встретились в работе на «Войне и мире». На одной из репетиций я читал какой-то фрагмент, и она шепотом спросила у актрисы Марии Волковой: «А кто это?» Маша взяла бумажку и написала: «Володя Логвинов. Девять лет в театре». Так Людмила Васильевна узнала о моем существовании. Спустя год, в аэропорту, когда мы летели на гастроли, она дала мне пьесу «Королева-мать» и сказала: «Прочитай. Давай сделаем. Как тебе кажется?» Я прочитал и ответил безоговорочным согласием.

– Чем вам понравилась пьеса?

– Первое, это тема взаимоотношений матери и сына. Их миллионы, матерей и сыновей… И я один из них. Моя мама растила меня одна, и в нашей с ней жизни есть место любви, откровениям и противоречиям – куда без них. Когда мама была на премьере, я ей сказал: «Мамочка, ты понимаешь, это для тебя, про тебя, про нас». Она потом поделилась: многое увидела на сцене из того, что помнила и наблюдала в нашей жизни. Споры, несогласия друг с другом, мои протесты, бунты… Людмила Васильевна говорит: «Если родные люди друг на друга кричат и ругаются, это свидетельствует о том, что они друг к другу неравнодушны». И я знаю по себе, что это правда.

– А вы, как и герой «Королевы-матери», были трудным сыном?

– Я единственный ребенок в семье, рос в окружении прекрасных женщин: мамы, бабушки и тети. Я был чуть избалованным, слегка капризным, но хорошо учился, не влезал ни в какие сомнительные компании. И сейчас я отчетливо сознаю в себе ту неразрывную, исключительную связь, которая возникает внутри семьи между людьми. Мой герой Альфредо говорит своей матери: «В тебе опять заговорил генерал. Как тебе удалось прожить всю жизнь верхом на коне, неизменно в состоянии войны со всеми?» Это и про мою маму, и про меня. Моему сыну 12 лет. И иногда я включаю этого самого генерала, который руководит, назидает, контролирует, но зачастую эта сила оказывается не созидательной, а наоборот… Сейчас я стал понимать, что нельзя этого делать. Это худшее в процессе общения с ребенком, это ведет к разрушениям. Сейчас мне кажется очевидным, что, как бы это ни было трудно, нужно начинать с себя, воспитывать самого себя. А дети, они же как зеркала: если в тебе будет больше хорошего и доброго, то и в ребенке свет обязательно отразится.

Самое важное, что неподдельно меня трогает в этой работе, – это мой, не побоюсь этого слова, великий партнер. Возможность поработать в таком тесном контакте с Людмилой Максаковой – это подарок судьбы. Потому что она – мастер, личность. Это было понятно с момента, когда я ее впервые увидел еще в Щукинском училище. Те, кто знаком с Людмилой Васильевной, знают, насколько она человек в высшей степени незаурядный, неуспокоенный, жаждущий. Это не может не восхищать и не покорять. Конечно, Людмила Васильевна – перфекционист, и думаю, что в ее идеальном распределении ролей ее партнером был бы кто-нибудь другой, а достался я… Но знаете, эта наша разность с Людмилой Васильевной – по степени опыта, по уровню знания профессии – высекла, как мне кажется, какой-то верный тон, какую-то неподдельную внутреннюю связь между нами, которая дает нам право играть мать и сына.

– А каким был процесс репетиций?

– Сложным. Нервничали. Как сказал наш режиссер Сергей Иванович Яшин, «вы настоящая итальянская семейка: импульсивная, с руганью, спорами, малейшая искра – и пошли».

– Вы преподаете в Щукинском училище, учитесь на режиссера. Вам актерской жизни недостаточно?

– Мне интересен театр в целом. Не уверен, что хочу быть режиссером, но надеюсь, что мне это поможет как педагогу и откроет что-то новое в актерской профессии. Тут главное – быть честным к себе. Если я почувствую силу, осознаю, что это мое и судьба шепнет: «Давай», буду ставить спектакли.

– Как вы стали актером?

– В девятом классе я сформулировал для себя два условия: ненормированный рабочий день и не сидеть за столом. И меня осенило: стану артистом! Ничего не надо делать, играешь, а тебе еще и деньги платят. Это и определило мой выбор. Не любовь к театру, кино, искусству, а сухой неромантический расчет. Конечно же, оказалось, все не так просто, как я предполагал.

– Почему?

– В первый год я не поступил. На первых турах нигде не проваливался, во всех театральных институтах пропускали дальше. Был убежден, что все двери для меня распахнуты и все ждут не дождутся, когда к ним придет учиться Вова Логвинов. А в последнюю неделю меня везде скинули. На следующий год Родион Юрьевич Овчинников сразу зачислил меня на свой курс в Щукинский институт. Правда, потом отчислил через полтора года… Он набрал очень сильных ребят, я оказался не готов. Боялся, ничего не делал, в общем, потерялся. Но потом меня взял на свой курс Владимир Петрович Поглазов, и там я уже нашел любовь к делу. Забавно и красиво, как все в молодости: юношеский безотчетный порыв привел меня в мир, который заполнил всю мою жизнь.

– В какой роли вы в первый раз вышли на сцену Театра Вахтангова?

– Поручика Мартынова в спектакле Владимира Владимировича Иванова «Царская охота». Это было на втором курсе. Семь выходов, четыре реплики. Моя первая фраза, произнесенная с вахтанговской сцены, звучала так: «Граф Орлов-Чесменский явился!»

– В «Войне и мире» вы один из немногих артистов, играющих роль без второго состава. Почему?

– Подозреваю, что не было охотников на моего Анатоля Курагина, поскольку многие хотели играть Андрея Болконского.

– А вы?

– За десять лет работы в театре я не участвовал ни в одном спектакле Римаса Туминаса. Мы встречались лишь на выпусках, когда он что-то правил в спектаклях других режиссеров. Хотя нет! Была одна репетиция. До «Войны и мира» Римас Владимирович думал ставить «Моцарта и Сальери». В расписании было выписано: «Вызываются Максакова, Логвинов, режиссер Туминас». Я даже сфотографировал себе это на память. Но работа ввиду разных обстоятельств ушла в небытие. А в «Войне и мире» я был готов играть все что угодно: маленькую, большую роль, массовку… Просто чтобы с ним поработать.

– Ваши коллеги говорят, что репетиции шли трудно. А у вас?

– Мы много смеялись. Возможно, я много на себя беру, но мне кажется, мы оба получили удовольствие. Он написал мне в программке после премьеры: «Я знал. Да! да! да! Спасибо».

– А какие ощущения после премьеры спектакля «Королева-мать»?

– Все встречи неслучайны. Работа над спектаклем «Королева-мать» свела меня с людьми, редкими в своем роде. И я надеюсь, все то, что я приобрел за это время, преобразуется в опыт, благотворно действующий на мой дух.