«Римас Туминас невероятно, чудом каким-то внес в Вахтанговский театр нечто европейское. Это дало мощный эффект. Этой вахтанговской бравурности, этой его яркости, радости, этой его остроте постановок, легкому бесстыдству, даже некоторому его, я бы сказал, хулиганству очень пошла европейская одежда, европейская сдержанность. Все пришлось по размеру.

Пришел новый зритель в Театр Вахтангова. Все завертелось, закружилось, полетело вперед. Все гармонично. Театр по посещаемости номер один. Только держаться, только держаться…

Это было бы невозможно, как я себе представляю, без магической лупы, через которую он смотрит на мир. Она настолько индивидуальна, настолько внимательна, интересна и необычна… Огромное увеличительное стекло художественной правды.

То, что он издалека смотрит, позволяет ему видеть невидимое для нас. У него площадь обозрения намного больше, чем у нас. Видит огромность нашей истории, вневременного «Евгения Онегина», таинственного Минетти с его существующей и одновременно несуществующей маской Лира, ветер, который шумит в тополях, навевая зрителям мысль о трагикомедии их собственной жизни, Серебрякова, не желающего самого себя хоронить в беспросветных условиях деревенского прозябания, утро в спектакле «Улыбнись нам, Господи», которое «все еще утро», то есть вечный волшебный свет».

Владимир Симонов (из книги «Игра во все»).