Пьесу «Егор Булычёв и другие» готовили к сентябрю — в этом месяце по всей стране шумно праздновали юбилей вернувшегося из Италии Горького, сорокалетие его литературной и общественной деятельности. Тем ответственней была для театра постановка «Егора Булычёва» — первой пьесы, написанной Горьким после многолетнего перерыва.

Газета «Труд» за 6 октября 1932 г. публикует рецензию Юрия Соболева: «Пьеса Горького глубоко реальна, но, как всякое большое художественное произведение, она дает широчайшие обобщения. За физической и нравственной гибелью купца Булычёва встает грандиозная картина разложения и гибели российского капитализма, ибо пьеса, развертывая события личной жизни обитателей булычёвского дома, рисует вместе с тем ту историческую обстановку (империалистическая война и первые дни Февральской революции), в которой эти личные катастрофы становятся исторической закономерностью».

Борис Резников пишет о спектакле в газете «Правда» за 30 сентября 1932 г.: «Пьеса подняла театр на огромную высоту. Но и театр сыграл пьесу с большим мастерством. Мы имеем в данном случае редкий образец сотрудничества автора с театром. Словесный материал автора, и режиссерское оформление, и игра актеров сливаются в одно целостное, яркое, полное социального смысла зрелище.

Чтение актерами до открытия занавеса отрывков из газет того времени сразу вводит зрителя в гущу эпохи. После такого введения первые же реплики актеров становятся более понятными и осмысленными. Постановка сделана без особых хитростей и заумности, с той художественной простотой, которая позволяет актеру развернуть всю гамму красок исполняемой роли.

Театр Вахтангова не нуждается. кажется, в рекомендации. Но только тот, кто посмотрит эту пьесу, поймет, на что способен этот театр, какой огромной культурной силой он является […].

На первом месте стоит, конечно, артист Щукин, исполнитель заглавной роли. Целиком перевоплотившись в «насквозь земного» костромского Егора Булычёва, усвоив его особенную походку, речь, жесты, движения, артист доносит до зрителя мельчайшие оттенки этой сложной, противоречивой, но красочной фигуры. В этой роли легко было оступиться, переиграть, сделать Булычёва    слишком добродушным или слишком сухим, прямолинейным. Этого не случилось. Трудно себе представить, как можно было бы лучше сыграть эту ответственнейшую роль. А ведь исполнение этой роли в значительной мере решает успех всей постановки. Только артист с большой культурой и способностями мог так справиться с этой ролью.

Не менее блестяще провела роль Шуры артистка Мансурова. Занавес только что поднят, произнесено только две-три реплики. Зритель, не читавший пьесы, еще не знает что к чему. Но вот Шура смеется. Смеется зло, грубо, несдержанно. И этот смех настолько выразителен, что зритель только из этого взрыва хохота уже наполовину понимает и образ самой Шуры и взаимоотношения ее с окружающими».