В апреле 1932 года постановлением ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» были ликвидированы многочисленные группы, школы и объединения во всех видах искусства. Уже введен в обиход термин «социалистический реализм». Вот-вот развернется компания против «формализма». Именно в такой обстановке появляется у вахтанговцев дерзкий «Гамлет».

По замыслу Акимова все сомнения и философствования Гамлета – выдумка, а на самом деле основная интрига шекспировской пьесы – борьба молодого принца за престол. Акимов выбрал для роли Гамлета комического актера – невысокого толстяка Анатолия Горюнова (о том, что Гамлет был «тучен и одышлив», писал сам Шекспир). Гамлет в спектакле Акимова – живой человек, весельчак и шутник. Изображая сумасшествие, он появлялся на базаре в ночной сорочке, с кастрюлей на голове, огромной морковью или с визжащим поросенком в руках. В патетический момент он наступал на шлейф королеве, а один из монологов произносил в ванной, намыливаясь и бреясь. Офелия превратилась в провинциальную хорошенькую простушку, мечтающую выйти замуж за принца. Она то сидела на коленях у очередного кавалера, то дремала над недопитым кубком. В последнем действии свои безумные речи Офелия произносила в пьяном виде, что снимало мысль о ее сумасшествии. Возвращаясь с очередной вечеринки, она просто оступилась и утонула.

Занавес Акимов сделал в виде средневековой кольчуги. Массовые сцены на фоне городской панорамы напоминали полотна Брейгеля. Спектакль вызвал бурную реакцию. Разгромные рецензии соседствовали с восторженными. Западные критики писали, что такой «Гамлет» произвел бы фурор в Европе. Все восхищались замечательной музыкой Шостаковича, прекрасной игрой Бориса Щукина — Полония, Анны Орочко — Гертруды и особенно Рубена Симонова — Клавдия.

«Гамлет» шел около года, а потом был снят. Акимова обвинили в формализме, в соперничестве с Шекспиром и отсутствии понимания внутреннего развития действия пьесы. В 1939 году, когда спектакль уже давно не шел, на 1-й Всесоюзной режиссерской конференции его вспоминали как яркий пример чуждого театрального искусства.

Н. Акимов пишет в докладе о спектакле «Гамлет» художественному совету Театра: «Театральный зритель не видел еще постановки вне идеалистических тенденций. Единственная крупная постановка Гамлета после революции /МХТ 2/, продолжающая по существу Крэговскую линию  — борьбы духа с материей, идеологически явилась крупным шагом назад.

Совместные усилия идеалистической критики, переводчиков и театров привели к тому, что сейчас, когда нам нужно аргументировать перед читателем текстом Шекспира, нам приходится говорить об этом общеизвестном шедевре, как о совершенно новой никому не знакомой пьесе. Но для того, чтобы увидеть и понять, что же именно написал Шекспир, мы должны прочесть этот текст, преодолев могущественный гипноз 3-х вековой литературе о Гамлете, и, сбросив помутневшие Гетевские очки, взглянуть на дело собственным критическим глазом, рассмотреть действие в его конкретной исторической обстановке. Не отрывая Шекспира от идеологических корней его эпохи, на первой стадии изучения, разобравшись в конкретных поступках героев, мы неожиданно увидим, что эта  «бездейственная пьеса» на самом деле насыщена напряженным действием, ожесточенной борьбой 2-х главных героев Клавдия и Гамлета. Иными исследователями борьба эта признавалась / правда, как борьба «добра» со «злом» /, другие утверждали, что Гамлет борется главным образом сам с собой, со своим безволием, третьи признавали борьбу с Клавдием, как стремление отомстить за отца. Но самая конкретная причина борьбы, датский престол, не только не указывалась, но, иногда, и прямо отрицалась. Шекспир сделал все для ясного понимания этой линии, Гамлет то называет Клавдия шутом в царской одежде, то «карманным вором», укравшим тайком венец и сан, то, наконец, прямо говорит, что Клавдий «встал помехой между волей народа и моими / Гамлета / надеждами».